Изменить размер шрифта - +
Это было в 1815 году; Пушкину было тогда шестнадцать лет. Этот случай Пушкин всегда считал великим событием в своей жизни. Он упоминает о нем в одном из своих «лицейских» стихотворений – «К Жуковскому»; тут же, с юношеским восторгом, упоминает и об одобрении Карамзина, Дмитриева и того поэта, к которому обращено было это послание, – одобрение, которым они приветствовали его детские опыты:

 

         Благослови, поэт! в тиши парнасской сени

         Я с трепетом склонил пред музами колени,

         Опасною тропой с надеждой полетел,

         Мне жребий вынул Феб – и лира мой удел.

         Страшусь, неопытный, бесславного паденья,[5 - В тексте «Отечественных записок» вслед за изданием 1841 года явная ошибка: «Страшусь неопытный бесславного паренья».]

         Но пылкого смирить не в силах я влеченья.

         Не грозный приговор на гибель внемлю я:

         Сокрытого в веках священный судия,

         Страж верный прошлых лет, наперсник муз любимый,[6 - В тексте «Отечественных записок» вслед за изданием 1841 года ошибка: «Страж верный прошлых лет, наперсник, муж любимый»…]

         И бледной зависти предмет неколебимый,

         Приветливым меня вниманьем ободрил;

         И Дмитрев слабый дар с улыбкой похвалил,

         И славный старец наш, царей певец избранный,

         Крылатым гением и грацией венчанный,

         В слезах обнял меня дрожащею рукой

         И счастье мне предрек незнаемое мной.

         И ты, природою на песни обреченный,

         Не ты ль мне руку дал, в завет любви священной?

         Моту ль забыть я час, когда перед тобой[7 - В тексте «Отечественных записок» – явная опечатка: «Могу ль забыть я вас, когда перед тобой».]

         Безмолвный я стоял, и молнийной струей

         Душа к возвышенной душе твоей летела

         И, тайно съединясь, в восторгах пламенела?

 

В другое, позднейшее время, в эпоху мужественной зрелости своего гения, Пушкин, говоря о своей музе, сделал поэтический намек на лучшее воспоминание своей юности:

 

         И свет ее с улыбкой встретил;

         Успех нас первый окрылил;

         Старик Державин нас заметил

         И, в гроб сходя, благословил.[8 - «Евгений Онегин», гл. VIII, строфа II.]

 

Но при всем этом, громогласный одовоспевательный характер державинской поэзии был столько не в натуре и не в духе Пушкина, что на его «лицейских» стихотворениях нет почти никаких следов ее влияния. Только одна кантата «Леда», из всех «лицейских» стихотворений, отзывается языком Державина, но вместе и Батюшкова; а самый род пьесы (кантата) напоминает одного Державина.

Быстрый переход