В котором восблистал бессмертный наш певец..

         Веселье россиян, полуночное диво?

         Нет! в тихой Лете он потонет молчаливо!

         Уж на челе его забвения печать.

         Предбудущим векам что мог он передать?

         Страшилась Грация цинической свирели,

         И персты грубые на лире костенели.

Замечателен еще в этом послании юношеский жар и рьяность, с какими Пушкин призывает талантливых певцов на брань с писаками. Он указывает им на Феба, сражающего Пифона, и требует мщения за погибшего жертвою зависти Озерова:

         Лиющая с небес и жизнь и вечный свет,

         Стрелою гибели десница Аполлона

         Сражает наконец ужасного Пифона;

         Смотрите! поражен враждебными стрелами

         С потухшим факелом, с недвижными крылами.

         К вам Озерова дух взывает: други, месть!

         Вам оскорбленный вкус, вам знанья дали весть,

         Летите на врагов – и Феб и музы с вами!

         Разите варваров кровавыми стихами:

         Невежество, смирясь, потупит хладный взор,

         Спесивых риторов безграмотный собор…

В заключении молодой поэт решается, не боясь гонений и зависти невежд и рифмачей, «ученью руку дав», смело идти прямою дорогою… Это значило возвестить о себе довольно громко: последствия показали, что этот юноша имел полное на то право…

В пьесах: Наслаждение, К принцу Оранскому, Сраженный рыцарь, Воспоминания в Царском Селе и Наполеон на Эльбе заметно влияние Жуковского: в них преобладает элегический тон в духе музы Жуковского, стих очень близок к стиху Жуковского, в самом взгляде на предмет видна зависимость ученика от учителя.

«Воспоминания в Царском Селе» написаны звучными и сильными стихами, хотя вся пьеса эта не более как декламация и риторика. Такими же стихами написана и пьеса «Наполеон на Эльбе», содержание которой теперь кажется забавно-детским. Пушкин заставляет Наполеона «свирепо прошептать» разные ругательства на самого себя, превозносить своих врагов, а о себе самом отзываться, как об ужасном mauvais sujet[3 - Злодее. – Ред.]. Между прочим Наполеон у него свирепо прошептывает;

         «Полнощи царь младой! ты двигнул ополченья,

         И гибель вслед пошла кровавым знаменам,

         Отозвалось могущего паденье —

         И мир земле и радость небесам,

         А мне – позор и поношенье!»

Чему удивляться, что шестнадцатилетний мальчик так смотрел на Наполеона в то время, как на него так же точно смотрели и престарелые, и возмужавшие поэты! Гораздо удивительнее, что этот мальчик через пять лет после того сказал о Наполеоне:

         Над урной, где твой прах лежит,

         Народов ненависть почила

         И луч бессмертия горит.