Не за себя. Он не слыхал,

         Как подымался жадный вал,

         Ему подошвы подмывая;

         Как дождь ему в лицо хлестал;

         Как ветер, буйно завывая,

         С него и шляпу вдруг сорвал.

         Его отчаянные взоры

         На край один наведены

         Недвижно были. Словно горы,

         Из возмущенной глубины

         Вставали волны там и злились.

         Там буря выла, там носились

         Обломки… Боже, боже!.. там —

         Увы! близехонько к волнам,

         Почти у самого залива —

         Забор некрашеный да ива

         И ветхий домик: там оне,

         Вдова и дочь, его Параша,

         Его мечта… Или во сне

         Он это видит? Иль вся наша

         И жизнь не что, как сон пустой,

         Насмешка рока над землей?

         И он, как будто околдован,

         Как будто к мрамору прикован,

         Сойти не может! Вкруг него

         Вода – и больше ничего!

         И обращен к нему спиною,

         В неколебимой вышине.

         Над возмущенною Невою,

         Сидит с простертою рукою

         Гигант на бронзовом коне…

Когда наводнение утихло, Евгений на месте, где стоял дом Параши, нашел одну иву – и ничего больше. Несчастный сошел с ума. Бродя по улицам, преследуемый мальчишками, получая удары от кучерских плетей, раз —

         Он очутился под столбами

         Большого дома. На крыльце,

         С подъятой лапой, как живые.

         Стояли львы сторожевые,

         И прямо в темной вышине.

         Над огражденною скалою.

         Гигант с простертою рукою

         Сидел на бронзовом коне.

В этом беспрестанном столкновении несчастного с «гигантом на бронзовом коне» и в впечатлении, какое производит на него вид Медного Всадника, скрывается весь смысл поэмы; здесь ключ к ее идее…

         Евгений вздрогнул. Прояснились

         В нем страшно мысли.