По мнению Пушкина, «Бахчисарайский фонтан» слабее «Кавказского пленника». С этим нельзя вполне согласиться. В «Бахчисарайском фонтане» (вышедшем в 1824 году) заметен значительный шаг вперед со стороны формы: стих лучше, поэзия роскошнее, благоуханнее. В основе этой поэмы лежит мысль до того огромная, что она могла бы быть под силу только вполне развившемуся и возмужавшему таланту.[11 - Белинский сильно преувеличивал значение поэмы. См. также его письмо к В. П. Боткину от 24 февраля – 1 марта 1840 года («Письма», т. II, стр. 67).] Очень естественно, что Пушкин не совладал с нею и, может быть, оттого-то и был к ней уже слишком строг. В диком татарине, пресыщенном гаремною любовию, вдруг вспыхивает более человеческое и высокое чувство к женщине, которая чужда всего, что составляет прелесть одалиски и что может пленять вкус азиатского варвара. В Марии – все европейское, романтическое: это – дева средних веков, существо кроткое, скромное, детски-благочестивое. И чувство, невольно внушенное ею Гирею, есть чувство романтическое, рыцарское, которое перевернуло вверх дном татарскую натуру деспота-разбойника. Сам не понимая, как, почему и для чего, он уважает святыню этой беззащитной красоты, он – варвар, для которого взаимность женщины никогда не была необходимым условием истинного наслаждения, – он ведет себя в отношении к ней почти так, как паладин средних веков:

         Гирей несчастную щадит:

         Ее унынье, слезы, стоны

         Тревожат хана краткий сон,

         И для нее смягчает он

         Гарема строгие законы.

         Угрюмый сторож ханских жен

         Ни днем, ни ночью к ней не входит,

         Рукой заботливой не он

         На ложе сна ее возводит.

         Не смеет устремиться к ней

         Обидный взор его очей;

          Она в купальне потаенной

         Одна с невольницей своей;

         Сам хан боится девы пленной

         Печальный возмущать покой;

         Гарема в дальнем отделенье

         Позволено ей жить одной:

         И, мнится, в том уединенье

         Сокрылся некто неземной.

Большего от татарина нельзя и требовать. Но Мария была убита ревнивою Заремою, нет и Заремы:

         ………..она

         Гарема стражами немыми

         В пучину вод опущена.

         В ту ночь, как умерла княжна,

         Свершилось и ее страданье.

         Какая б ни была вина,

         Ужасно было наказанье!

Смертию Марии не кончились для хана муки неразделенной любви:

         Дворец угрюмый опустел,

         Его Гирей опять оставил;

         С толпой татар в чужой предел

         Он злой набег опять направил;

         Он снова в бурях боевых

         Несется мрачный, кровожадный:

         Но в сердце хана чувств иных

         Таится пламень безотрадный.