Несмотря на то, в поэме много частностей обаятельно прекрасных. Портреты Заремы и Марии (особенно Марии) прелестны, хотя в них и проглядывает наивность несколько юношеского одушевления. Но лучшая сторона поэмы, это – описания, или, лучше сказать, живые картины мухаммеданского Крыма: они и теперь чрезвычайно увлекательны. В них нет этого элемента высокости, который так проглядывает в «Кавказском пленнике» в картинах дикого и грандиозного Кавказа. Но они непобедимо очаровывают этою кроткою и роскошною поэзиею, которыми запечатлена соблазнительно прекрасная природа Тавриды: краски нашего поэта всегда верны местности. Картина гарема, детские, шаловливые забавы ленивой и уныло однообразной жизни одалисок, татарская песня – все это и теперь еще так живо, так свежо, так обаятельно! Что за роскошь поэзии, например, в этих стихах:

         Настала ночь; покрылись тенью

         Тавриды сладостной поля;

         Вдали под тихой лавров сенью

         Я слышу пенье соловья;

         За хором звезд луна восходит;

         Она с безоблачных небес

         На долы, на холмы, на лес

         Сиянье томное наводит.

         Покрыты белой пеленой,

         Как тени легкие мелькая,

         По улицам Бахчисарая,

         Из дома в дом, одна к другой,

         Простых татар спешат супруги

         Делить вечерние досуги!

Описание евнуха, прислушивающегося подозрительным слухом к малейшему шороху, как-то чудно сливается с картиною этой фантастически прекрасной природы, и музыкальность стихов, сладострастие созвучий нежат и лелеют очарованное ухо читателя:

         Но всё вокруг него молчит;

         Одни фонтаны сладкозвучны

         Из мраморной темницы бьют,

         И с милой розой неразлучны

         Во мраке соловьи поют…

Здесь даже неправильные усечения не портят стихов. И какою истинно лирическою выходкою, исполненною пафоса, замыкаются эти роскошно сладострастные картины волшебной природы востока:

         Как милы темные красы

         Ночей роскошного востока!

         Как сладко льются их часы

         Для обожателей пророка!

         Какая нега в их домах,

         В очаровательных садах,

         В тиши гаремов безопасных,

         Где под влиянием луны

         Все полно тайн и тишины

         И вдохновений сладострастных!

При этой роскоши и невыразимой сладости поэзии, которыми так полон «Бахчисарайский фонтан», в нем пленяет еще эта легкая, светлая грусть, эта поэтическая задумчивость, навеянная на поэта чудно прозрачными и благоуханными ночами востока и поэтическою мечтою, которую возбудило в нем предание о таинственном фонтане во дворце Гиреев.