Но грустно думать, что напрасно

         Была нам молодость дана,

         Что изменяли ей всечасно,

         Что обманула нас она;

         Что наши лучшие желанья,

         Что наши свежие мечтанья.

         Истлели быстрой чередой,

         Как листья осенью гнилой.

         Несносно видеть пред собою

         Одних обедов длинный ряд.

         Глядеть на жизнь, как на обряд,

         И вслед за чинною толпою

         Итти, не разделяя с ней

         Ни общих мнений, ни страстей.

Эти стихи – ключ к тайне характера Онегина. Онегин – не Мельмот, не Чайльд-Гарольд, не демон, не пародия, не модная причуда,[6 - Мельмот – герой романа Матюрена «Мельмот-скиталец» (1821).] не гений, не великий человек, а просто – «добрый малый, как вы да я, как целый свет». Поэт справедливо называет «обветшалою модою» везде находить или везде искать все гениев да необыкновенных людей. Повторяем: Онегин – добрый малый, но при этом недюжинный человек. Он не годится в гении, не лезет в великие люди, но бездеятельность и пошлость жизни душат егоз; он даже не знает, чего ему надо, чего ему хочется; но он знает, и очень хорошо знает, что ему не надо, что ему не хочется того, чем так довольна, так счастлива самолюбивая посредственность. И за то-то эта самолюбивая посредственность не только провозгласила его «безнравственным», но и отняла у него страсть сердца, теплоту души, доступность всему доброму и прекрасному. Вспомните, как воспитан Онегин, и согласитесь, что натура его была слишком хороша, если ее не убило совсем такое воспитание. Блестящий юноша, он был увлечен светом, подобно многим; но скоро наскучил им и оставил его, как это делают слишком немногие. В душе его тлелась искра надежды – воскреснуть и освежиться в тиши уединения, на лоне природы; но он скоро увидел, что перемена мест не изменяет сущности некоторых неотразимых и не от нашей воли зависящих обстоятельству

         Два дни ему казались новы

         Уединенные поля.

         Прохлада сумрачной дубровы,

         Журчанье тихого ручья;

         На третий – рощи, холм и поле

         Его не занимали боле.

         Потом уж наводили сон;

         Потом увидел ясно он.

         Что и в деревне скука та же.

         Хоть нет ни улиц, ни дворцов,

         Ни карт, ни балов, ни стихов.

         Хандра ждала его на страже

         И бегала за ним она,

         Как тень иль верная жена.

Мы доказали, что Онегин не холодный, не сухой, не бездушный человек, но мы до сих пор избегали слова эгоист, – и так как избыток чувства, потребность изящного не исключают эгоизма, то мы скажем теперь, что Онегин – страдающий эгоист.