Он меж печатными строками

         Читал духовными глазами

         Другие строки. В них-то он

         Был совершенно углублен.

         То были тайные преданья

         Сердечной темной старины,

         Ни с чем не связанные сны,

         Угрозы, толки, предсказанья.

         Иль длинной сказки вздор живой,

         Иль письма девы молодой.

         И постепенно в усыпленье

         И чувств и дум впадает он,

         А перед ним воображенье

         Свой пестрый мечет фараон.

         То видит он: на талом снеге,

         Как будто спящий на ночлеге,

         Недвижим юноша лежит,

         И слышит голос: Что ж? убит!

         То видит он врагов забвенных,

         Клеветников и трусов злых,

         И рой изменниц молодых,

         И круг товарищей презренных;

         То сельский дом – и у окна

         Сидит она… и всё она!..

Мы не будем распространяться теперь о сцене свидания и объяснения Онегина с Татьяною, потому что главная роль в этой сцене принадлежит Татьяне, о которой нам еще предстоит много говорить. Роман оканчивается отповедью Татьяны, и читатель навсегда расстается с Онегиным в самую злую минуту его жизни… Что же это такое? Где же роман? Какая его мысль? И что за роман без конца? Мы думаем, что есть романы, которых мысль в том и заключается, что в них нет конца, потому что в самой действительности бывают события без развязки, существования без цели, существа неопределенные, никому не (понятные, даже самим себе, словом, то, что по-французски называется les ?tres manquеs, les existences avortеes[7 - Несостоятельные существа, неудавшиеся существования. – Ред.]. И эти существа часто бывают одарены большими нравственными преимуществами, большими духовными силами; обещают много, исполняют мало или ничего не исполняют. Это зависит не от них самих; тут есть fatum[8 - Рок. – Ред.], заключающийся в действительности, которою окружены они, как воздухом, и из которой не в силах и не во власти человека освободиться. Другой поэт представил нам другого Онегина под именем Печорина: пушкинский Онегин с каким-то самоотвержением отдался зевоте; лермонтовский Печорин бьется на смерть с жизнию и насильно хочет у нее вырвать свою долю; в дорогах – разница, а результат один: оба романа так же без конца, как и жизнь и деятельность обоих поэтов…

Что сталось с Онегиным потом? Воскресила ли его страсть для нового, более сообразного с человеческим достоинством страдания? Или убила она все силы души его, и безотрадная тоска его обратилась в мертвую, холодную апатию? – Не знаем, да и на что нам знать это, когда мы знаем, что силы этой богатой натуры остались без приложения, жизнь без смысла, а роман без конца? Довольно и этого знать, чтобы не захотеть больше ничего знать…

Онегин – характер действительный, в том смысле, что в нем нет ничего мечтательного, фантастического, что он мог быть счастлив или несчастлив только в действительности и через действительность.