Я памятник себе воздвиг нерукотворный:

         К нему не зарастет народная тропа;

         Вознесся выше он главою непокорной

         Наполеонова столпа.

         Нет, весь я не умру, душа в заветной лире

         Мой прах переживет и тленья убежит,

         И славен буду я, доколь в подлунном мире

         Жив будет хоть один пиит.

         Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,

         И назовет меня всяк сущий в ней язык —

         И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой

         Тунгуз, и друг степей калмык.

         И долго буду тем народу я любезен,

         Что чувства добрые я лирой пробуждал,

         Что прелестью живой стихов я был полезен

         И милость к падшим призывал.

         Веленью божию, о муза, будь послушна!

         Обиды не страшись, не требуй и венца;

         Хвалу и клевету приемли равнодушно

         И не оспоривай глупца…[18 - Критик цитирует «Памятник» с изменениями, внесенными Жуковским ввиду цензурных требований. У Пушкина 4-я строка: «Александрийского столпа»; 15-я строка – «Что в мой жестокий век восславил я Свободу». В этом тексте есть и мелкие неточности. 18-я строка: «Обиды не страшась, не требуя венца»; 20-я строка: «И не оспоривай глупца». Опущен также эпиграф: «Exegi monumentum» – «Памятник я воздвиг», Гораций.]

В превосходнейшей пьесе «Каприз» Пушкин художнически решает важный эстетический вопрос о причине унылости как основном элементе русской поэзии. Он находит ее в нашей русской природе и изображает ее красками, которых сила, верность и безыскусственная простота дыша г всею гениальностию великого национального поэта:

         Румяный критик мой, насмешник толстопузой,

         Готовый век трунить над нашей томной музой,

         Поди-ка ты сюда, присядь-ка ты со мной;

         Попробуй, сладим ли с проклятою хандрой.

         Что ж ты нахмурился? Нельзя ли блажь оставить

         И песенкою нас веселой позабавить?

         Смотри, какой здесь вид: избушек ряд убогой,

         За ними чернозем, равнины скат отлогой,

         Над ними серых туч густая полоса.

         Где ж нивы светлые? где темные леса?

         Где речка? На дворе у низкого забора

         Два бедных деревца стоят в отраду взора,

         Два только деревца, и то из них одно

         Дождливой осенью совсем обнажено,

         А листья на другом размокли и, желтея,

         Чтоб лужу засорить, надут первого борея.