А чтоб впоследствии не быть

         Перед наследником в ответе,

         Все ваши клятвы: век любить

         Ему послал по эстафете.

         Простите! право, виноват!

         Но если б знали, как я рад

         Моей отставке благодатной!

         Теперь покойно ночи сплю,

         Спокойно ем, спокойно пью,

         И посреди собратьи ратной

         Вновь славу и вино пою,

         Чем чахнуть от любви унылой.

         Ах! что здоровей может быть,

         Как подписать отставку милой,

         Или отставку получить!

Но наш храбрый гусар не всегда бывает так храбр в любви: отъезжая с товарищем в армию, он говорит ему:

         …О тебе любовь горюет…

         Счастливец! о тебе – я видел сам – тоской,

         Заныли… влажный взор стремился за тобой;

         А обо мне хотя б вздохнули,

         Хотя б в окошечко взглянули,

         Как я на тройке проскакал;

         Когда, забыв покой и негу,

         В курьерску завалясь телегу,

         Гусарские усы слезами обливал.

Страсть есть преобладающее чувство в песнях любви Давыдова; но как благородна эта страсть, какой поэзии и грации исполнена она в этих гармонических стихах:

         О, пощади! – зачем волшебство ласк и слов,

         Зачем сей взгляд, зачем сей вздох глубокий,

         Зачем скользит небрежно покров

         С плеч белых и груди высокой?

         О, пощади! я гибну без того:

         Я замираю, я немею

         При легком шорохе прихода твоего;

         Я, звуку слов твоих внимая, цепенею…

         Но ты вошла – и дрожь любви,

         И смерть, и жизнь, и бешенство желанья

         Бегут по вспыхнувшей крови,

         И разрывается дыханье!

         С тобой летят, летят часы,

         Язык безмолвствует, одни мечты и грезы;

         И мука сладкая, и восхищенья слезы —

         И взор впился в твои красы,

         Как жадная пчела в листок весенней розы!

Или, например, какою поэтическою, какою человеческою страстью дышит это стихотворение, столь полное тихого, трепетного блаженства любви:

         В былые времена она меня любила

         И тайно обо мне подругам говорила,

         Смущенная и очи спустя,

         Как перед матерью виновное дитя.