Нет! не наезднику пристало

         Петь, в креслах развалясь, лень, негу и покой…

         Пусть грянет Русь военною грозой —

         Я в этой песне запевало.

Эта же мысль высказана Давыдовым и в следующем стихотворении, которое замечательно, как дополнительная черта к поэтической физиономии его творца:

         На вьюке, в тороках цевницу я таскаю;

         Она и под локтем, она под головой;

         Меж конских ног позабываю,

         В пыли, на влаге дождевой…

         Так мне ли ударять в разлаженные струны

         И петь любовь, луну, кусты душистых роз?

         Пусть загремят войны перуны —

         Я в этой песне виртуоз!

Но, несмотря на то, Давыдов был истинным виртуозом и в другой песне – в песне любви; эта песня у него полна чувства и разнообразия, но она везде песня солдата.

         Напрасно думаете вы,

         Чтобы гусар, питомец славы,

         Любил лишь только бой кровавый!

         И был отступником любви.

         Амур не вечно пастушком

         В свирель без умолку играет:

         Он часто, скучив посошком,

         С гусарской саблею гуляет;

         Он часто храбрости огонь

         Любовным пламенем питает —

         И тем милей бывает он!

         Он часто с грозным барабаном

         Мешает звук любовных слов.

         Он так и нам под доломаном

         Вселяет зверство и любовь.

         В нас сердце не всегда желает

         Услышать стон, увидеть бой, —

         Ах, часто и гусар вздыхает,

         И в кивере его весной

         Голубка гнездышко свивает…

Давыдовская песня любви принимает разные тоны: то она шаловлива, как в его шутливо грациозной анакреонтической оде «Мудрость»; то солдатски откровенна и грубо насмешлива, когда мстит за отказ, как в этом стихотворении:

         Неужто думаете вы,

         Что я слезами обливаюсь,

         Как бешеный кричу: увы!

         И от измены изменяюсь?

         Я тот же атеист в любви,

         Как был и буду, уверяю,

         И чем рвать волосы свои,

         Я – ваши к вам же отсылаю.