Акунин от вопросов о «неграх» высокомерно отмахивался. И прищучить его никому не удавалось. Донцова предъявляла рукописи, написанные от руки в школьных тетрадках. Это не очень-то убеждало. От руки можно переписать и чужой текст. Маринина? С ней ясности не было.

— Как вы думаете, — спросил однажды Акимов, — Маринина пишет сама?

Не ответив, Леонтьев порылся в книгах и извлек томик в бумажной обложке. Долго листал, отыскивая нужное место. Наконец нашел.

— Маринина, «Не мешайте палачу». «Такое расследование — это творение, плод мук и радостей, как книга для писателя или картина для художника. Разве может так быть, чтобы писатель с легким сердцем бросил книгу, не дописав три последних главы и перепоручив это первому встречному? Мол, как напишет, так и ладно. И если уж так случится, что писатель по объективным причинам не может сам дописать эти три последние главы, тогда он непременно выберет самого способного литератора, долго и тщательно будет разъяснять ему замысел книги и подробно перечислять, что должно быть написано в трех последних главах…».

Акимов недоуменно поморщился:

— И что?

— Не понимаешь? Я знаю только одну причину, по которой писатель не может сам дописать три последних главы. Когда он при смерти. Мадам невольно проговорилась о своем творческом методе. Ладно, бог с ней, с Марининой. Что у нас на очереди?

— Обыск в загородном доме Рогова. Симпатичная может получиться главка. Описание особняка и все такое.

— Нашли что-нибудь при обыске?

— Только то, что пистолет исчез, а замок в ящике письменного стола не взломан.

— Ну и зачем тогда нужна эта главка? Чем кончился обыск, можно сказать одной фразой, а описание дома в другое место воткнуть. А вот следующая сцена может быть очень интересной. Представь: обыск закончен, опергруппа уехала, Рогов один, ждет жену. Приезжает жена…

— Стоп, больше ни слова, — неожиданно возбудился Акимов. — Все вижу. Можно, я сам сделаю эту главу? А вы пока дальше будете разрабатывать сюжет.

— Сделай, почему нет? — охотно разрешил Леонтьев.

Через день Акимов принес распечатку, положил перед Леонтьевым, а сам с безразличным видом уселся в кресло, искоса наблюдая за выражением лица соавтора.

* * *

«Обыск в кабинете Рогова длился не более пяти минут, а вызов понятых, соседей Рогова, разъяснение им их прав, составление протокола заняли почти два часа. Когда следователь прокуратуры, похожий на Дон-Кихота, и рослый оперативник из МУРа с сонным лицом наконец уехали, Рогов позвонил жене, что она может приезжать, переоделся и разжег в гостиной камин, плеснув на поленья жидкости для разжигания каминов, которая пользовалась большой популярностью у местных жителей, никогда каминов не видевших. Они ее пили.

Двухэтажный коттедж, который Рогов построил по собственному проекту, находился совсем не в престижном месте, но земля здесь была дешевая, четверть гектара обошлись ему всего в двадцать пять тысяч долларов. На Рублевке или на Николиной горе ему пришлось бы выложить за такой же участок полмиллиона. Таких денег у него не было, а загородный дом хотелось иметь. Но он угадал тенденцию: все больше состоятельных людей строили здесь свои коттеджи, цена на землю быстро росла, старые избы сносились, и недалеко было то время, когда и эта подмосковная деревня станет престижной.

Языки пламени в камине сначала устроили бешеную пляску, потом занялись сухие березовые поленца, огонь стал ровным, потянуло теплом.