Отношение Отрепьева к своим прежним господам ничем не отличалось от его отношения к другим опальным. Находясь в Туле, он приказал вернуть из ссылки всех Головиных. Казначей Петр Головин кончил дни в тюрьме в правление Бориса. Его сына В. П. Головина держали на воеводстве в Сибири, а затем в Уржуме.

Лжедмитрий вызвал В. П. Головина из Уржума и пожаловал в окольничие вместе с его братом И. П. Головиным. Чин окольничего получил опальный дьяк В. Я. Щелкалов.

Изгнав из Боярской думы многочисленный клан Годуновых и разгромив бояр Шуйских, пополнив думу путивльскими боярами и опальной знатью Бориса Годунова, Лжедмитрий добился того, что дума санкционировала его коронацию.

Отрепьев отложил акт коронации до того времени, как в Москву прибыла вдова Грозного Марфа Нагая. Расчет самозванца был безошибочным. Признание со стороны мнимой матери должно было заставить хотя бы на время смолкнуть голоса противников «вора».

Сохранилось предание, что из Москвы Лжедмитрий «наперед» послал на Белоозеро в монастырь к Нагой «постельничего своего Семена Шапкина, штоб его назвала сыном своим царевичем Дмитрием… да и грозить ей велел: не скажет и быть ей убитой». Никто не знает о чем говорили между собой опальная вдова Грозного и ее родственник Шапкин. «Тово же убо не ведяше никто же, — писал автор «Нового летописца», — яко страха ли ради смертново, или для своего хотения назва себе ево Гришку прямым сыном своим, царевичем Дмитрием».

Шапкин едва ли имел нужду в том, чтобы прибегать к страшным угрозам. Обещания неслыханных милостей всему роду Нагих подействовали на вдову сильнее любых угроз.

В середине июля Марфу Нагую привезли в село Тайнинское. Отрепьев отправил навстречу к ней племянника опальных Шуйских княза Михаила Скопина, чтобы отвести подозрения насчет сговора. 17 июля Лжедмитрий выехал в Тайнинское под охраной отряда польских наемников. Его сопровождали бояре. Местом встречи стало поле у села Тайнинского. Устроители комедии позаботились о том, чтобы заблаговременно собрать многочисленную толпу народа. Вдова Грозного и беглый монах в слезах обняли друг друга.

Простой народ, наблюдавший сцену издали, был тронут зрелищем и выражал свое сочувствие громкими криками и слезами. После пятнадцатиминутной беседы Нагая села в карету и не спеша двинулась в путь. Карету окружала огромная свита. Сам «царь» шел некоторое время подле кареты пешком, с непокрытой головой. Дело было в сумерках, и всей компании пришлось остановиться на ночлег в предместьях столицы.

18 июля Марфа Нагая прибыла в Москву. Отрепьев ехал верхом подле кареты. Праздничная толпа заполнила Красную площадь. По всему городу звонили колокола. Отслужив службу в Успенском соборе, мать с «сыном» роздали толпе щедрую милость и скрылись во дворце.

Коронация Отрепьева состоялась через три дня после прибытия в Москву вдовы Грозного. Царский дворец был разукрашен, а путь через площадь из дворца в Успенский и далее в Архангельский собор устлан затканным золотом бархатом. Оказавшись в Успенском соборе подле алтаря, Отрепьев допустил отступление от ритуала. Он повторил затверженную речь о своем чудесном спасении. Патриарх Игнатий одел на голову самозванца венец Ивана Грозного, бояре поднесли скипетр и державу.

Отрепьев старался внушить всем мысль, что его венчание означает возрождение законной династии. Поэтому он приказал короновать себя дважды: один раз в Успенском соборе, а другой — у гробов «предков» в Архангельском соборе. Облобызав надгробия всех великих князей, самозванец вышел в придел, где находились могилы Ивана IV и Федора. Там его ждал архиепископ Архангельского собора грек Арсений. Он возложил на голову Лжедмитрия шапку Мономаха.