— Что-то я их писка больше не слышу.
— Может, куда-нибудь в дальний угол уползли или еще чего.
Билли сел, вынул ветку окотильо из норы и осмотрел ее конец.
— Ну что, есть на ней шерсть?
— Ага. Немножко. Но там в норе, надо думать, этой шерсти видимо-невидимо.
— Как ты думаешь, сколько этот булыган весит?
— Да ну, на хрен, — сказал Билли.
— Всего-то и надо — перевернуть его.
— Да черт бы меня взял, если этот камешек весит меньше пяти тонн. Как ты его переворачивать-то собираешься?
— Не думаю, что это окажется так уж трудно.
— И куда его тут своротишь?
— Да вот сюда хотя бы.
— Ну да, он сюда завалится и перекроет вход.
— И что с того? Щенки-то где-то там, сзади.
— И отчего ты такой упертый? Коней ты сюда не затащишь, а если б затащил и они бы его своротили, то упал бы он прямо им на головы.
— А их и не надо сюда затаскивать. Пусть остаются там, вовне.
— Так ведь нет у нас такой длинной веревки.
— А мы две в одну свяжем.
— Все равно не хватит. Чтобы только вокруг валуна обвести, и то целая веревка уйдет.
— Думаю, я могу сделать, чтобы ее хватило.
— У тебя что — в седельной сумке волшебный вытягиватель веревок припасен? Да и все равно двумя конями его не сдвинуть.
— Сдвинут, если им еще рычагом помочь.
— Ну, ты и упертый, — покачал головой Билли. — Тяжелый случай. В жизни таких упертых не видывал.
— В верхнем конце каньона есть очень крепенькие молодые деревца. Одно из них срубить мотыгой и использовать как вагу. Кроме того, можно ведь привязать к ее концу веревку, и тогда не надо будет обводить ею вокруг валуна. Одним камнем убьем двух зайцев.
— Скорее, двух коней и двух ковбоев.
— Эх, надо было захватить с собой топор.
— Ладно, сообщи мне, когда будешь готов в обратный путь. А я пока попробую чуток вздремнуть.
— Ну хорошо.
Джон-Грейди поехал к каньону, держа мотыгу перед собой поперек седла. Билли растянулся на спине, скрестив ноги в сапогах и прикрыв лицо шляпой. В закутке между скалами царило полное молчание. Ни ветра, ни птиц. Не слышно было здесь и мычания коров. Билли почти уже спал, когда донесся первый удар мотыги по дереву. Он улыбнулся в темную изнанку шляпы и уснул.
Возвращаясь, Джон-Грейди волок за конем ствол молодого тополя, который ему удалось свалить и очистить от веток. Получившееся бревно было около восемнадцати футов длиной, почти шесть дюймов в диаметре комля и такое тяжелое, что, влекомое на конце лассо, чуть не сворачивало на сторону парню седло. Джон-Грейди ехал почти что стоя, всем весом упираясь во внешнее стремя, левую ногу держал на весу над бревном, а конь ступал осторожно, будто на цыпочках. Добравшись до нагромождения скал, парень сошел наземь и, отвязав веревку, дал бревну упасть. Потом вошел в закут между валунами и пихнул Билли в подошву сапога:
— Хорош прохлаждаться! Давай-ка просыпайся, писай, и за дело. Кругом земля горит.
— Да и хрен-то с ней, пусть горит.
— Давай-давай. Поможешь мне.
Билли снял с лица шляпу и глянул вверх.
— Ну ладно, — сказал он.
К концу бревна они привязали веревку, поставили бревно стоймя позади валуна и навалили камней, соединив ими толстый конец столба с каменным пластом, торчащим из горы чуть выше по склону. Затем Джон-Грейди соединил коротким сплеснем коренные концы их лассо и вывязал на ходовом конце веревки Билли два поводка в виде буквы «Y», достаточно длинных, чтобы на концах поводков сделать петли и дотянуться ими до обоих седел. |