Оно еще скушнее: в одних снах путаных живет, днем ночи дожидается. Сестрица Татьяна Михайловна целые дни над красками проводит. Как дитя малое радуется, коли похвалишь. Все норовит со святейшим побеседовать. Иным разом час битый толкуют. Со всеми новостями от него приходит. За государя он у нас, как есть за государя. Вон опять, поди, с новостями торопится. Преосвященный с ней на крылечко покоев своих вышел. Улыбаются…
— Аринушка, государыня-сестица, слыхала ли весть преотличную? Боярин Никита Иванович Оршу у литовцев отвоевал. Город такой большой. Владыко говорит, что великое дело.
— Должно быть, и впрямь великое.
— А ты што не радошна, царевна?
— Пока ты с владыкой толковала, другая весть пришла. Князя Михайлы Ивановича Пронского не стало.
— Не стало? Так ведь от него только-только гонец был, владыка говорил.
— На попразднество Рождества Богородицы завещание написал, а через два дни, на память преподобной Феодоры Александрийской, долго жить приказал. Знал, знал, что с мором шутки плохи, да не опасился, до конца о Москве и люде московском думал. Душеприказчиками назначил брата, Михайлу Петровича, сестру свою Ульяну, что за боярином Борисом Петровичем Шереметевым, да дочь княжну Анну. Все при нем у смертного одра были.
— Ты так, государыня-сестица, говоришь, будто кого судишь. Вот и мы с тобой не в Москве.
— На то воля государя, да и от баб в такой час невелика потеха. С мужчинами — иначе. Им за державу да столицу стоять.
23 сентября (1654), на память Зачатия честного, славного Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, царь Алексей Михайлович вернулся из похода под Смоленск к царской семье в Вязьму.
27 января (1655), на память Перенесения мощей святого Иоанна Златоуста, у государя Алексея Михайловича родилась царевна Анна.
— Не долго ли задержались мы, собинной друг, в Вязьме? Опаска опаской, а полгода столица без патриарха и государя. Одних пожаров сколько случилось. В Кремле горело. Строить пора, а то время подойдет снова в поход идти.
— Береженого Бог бережет, государь. Распоряжаться и отсюда можно.
— Можно-то можно, да всё как в ссылке. Так на царицу сослаться было можно, а теперь опросталась она. Без малого две недели после родов прошло, пора-пора в путь собираться.
— Во дворец, государь, приехать одно, да во дворце, поди, не усидишь. Захочешь на богомолье по храмам съездить.
— Так что же?
— Зараза больно прилипчива. За тебя же да за семейство твое опасаюсь. Мне самому мой живот не дорог.
— За заботу, владыко, спасибо. Да вот и воеводы все чаще о Москве поговаривают.
— Вона откуда ветер дует! Что твоим воеводам до слова патриаршьего. Пару-другую городов взяли, так и самыми умными себя полагать стали. Думаешь, о тебе — о домах своих заботятся.
— Велик ли грех, владыко, хозяином хорошим быть, ежели и о себе позаботятся. Да к тому же патриарх Антиохийский, сказывали мне, на подъезде. Хорошо ли, коли в пустой город въедет, никто по чину ни встретить, ни принять его не сможет. Твой ведь он гость, владыко. Тебе для Собора потребен. Ведь и так ни город, ни Кремль после мора прибрать не успели. Спасибо, зима снежная — под сугробами-то не много видно.
2 февраля (1655), на Сретение Господа нашего Иисуса Христа, прибыл в Москву Макарий, патриарх Антиохийский и Всего Востока, со своим сыном, архидиаконам Павлом Алеппским, и остановился на подворье Кирилло-Белозерского монастыря в Кремле, с левой стороны от Спасских ворот.
3 февраля (1655), на память праведного Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы и на Отдание Сретения Господня, в Москву из Вязьмы вернулся патриарх Никон. |