Нет, они просто не верили, это не могло быть правдой. Если уж в феодальной, отсталой России против всех вероятностей смогла победить социалистическая революция, то это тем более должно было случиться в Германии. Только по какой-то причине темп в Германии был явно медленнее. Как теперь видели ситуацию в России, ноябрь 1918 года был в Германии тем же, что март 1917 в России. Эберт был то же, что и Керенский, капповский путч в марте 1920 года соответствовал контрреволюционному путчу русского генерала Корнилова в сентябре 1917, так что до октябрьской революции уже недолго ждать осталось. Следует только правильно взяться за дело, и немного подбросить уголька.

Это теперь делали русские большевики, к этому они были теперь готовы и полны решимости. Всё еще существовало убеждение, что для победы социализма решающей является немецкая, а не русская революция. «Социализм в одной стране» — и теперь в такой совсем отсталой крестьянской стране, как Россия — был все еще для них невообразимым, мировая революция все еще была условием выживания русской революции, а Германия все еще была ключевой страной мировой революции. Всё еще видели будущую социалистическую Германию как голову, а революционную Россию в крайнем случае как тело пролетарской мировой державы, которую они хотели создать. Но тело взяло теперь на себя функции головы, и немецкая революция должна была теперь управляться из России, поскольку она не могла обойтись своими средствами. Таков был смысл Третьего, коммунистического Интернационала, который был основан в Москве в 1919 году.

Во Втором, социалистическом Интернационале, ведущая роль была у немцев. В Третьем она неминуемо была у русских: они были единственной коммунистической партией, которые в своей стране (к сожалению, не в той стране) победили и теперь должны научить других побеждать.

С 1920 года «Коминтерн» в Москве стал «Генеральным штабом мировой революции», который разрабатывал и определял стратегию и тактику немецкой и других входивших в него коммунистических партий. Все еще ни в коем случае не для того, чтобы установить господство России над остальными европейскими государствами и народами — это было в далекой перспективе, большевики в 1920 году о возможностях России были еще весьма скромного мнения — но чтобы уроки победоносной русской революции сделать плодотворными для коммунистических партий других, более сильных, прогрессивных стран. Прежде же всего — для коммунистической партии Германии. Русские большевики 1920 года были еще истинными интернационалистами, но в Интернационале теперь тон задавали они.

Потерпевшая неудачу немецкая революция 1918 года была поистине немецкой революцией — кто захочет съязвить, может сказать: поэтому она и потерпела неудачу. Её отголоски в 1919 и в 1920 годах были еще в какой-то степени местными явлениями. Но попытки коммунистических путчей в следующие годы — средненемецкое «мартовское выступление» 1921 года, как и гамбургское восстание в октябре 1923 года — управлялись на расстоянии, были разработаны за зеленым столом в Москве и были механически выполнены их местными немецкими вождями без настоящей убежденности в успехе дела. Они больше не вписывались в ландшафт, в Германии больше не было революционной ситуации, и они провалились еще плачевнее, чем революция 1918 года. Единственным достижением этих выступлений было то, что коммунистическое дело в Германии отныне было дискредитировано как чуждое, русское дело — и в руководстве немецкой коммунистической партии завязались бесконечные, горькие битвы за выбор направления. Многие из лучших и самостоятельных умов среди немецких коммунистов потеряли доверие к партии и болезненно порвали с ней.