– Кто?

Благожит услышал знакомые имена – немало он думал об этих людях в последние месяцы, – но смысл сказанного до него не дошел. Для него просто не нашлось места в голове.

– Святослав киевский, князь молодой, с матерью и сродниками, – повторил Чудислав. – Приедет к тебе к Перунову дню, тоже свататься к твоей дочери желает. Я к тебе послом от них и от Етона, господина моего. Етон – сват Святославов, да по старости лет своих и телесной немощи сам прибыть не может. И вот какую речь он тебе послал: были нелады меж тобой и Святославом, да коли породнитесь вы, то и станете жить единым родом. А он, как руси киевской друг и союзник, желает всем сердцем, чтобы был меж вами мир.

– Про что ты говоришь? – недоуменно хмурясь, промолвил Благожит.

Он был растерян и почти разгневан. Чудислава он знал давно и никак не ждал, что этот почтенный, родовитый человек поедет из Плеснеска, чтобы шутить с ним, князем, такие глупые и оскорбительные шутки!

Чудислав вопросительно взглянул на княгиню и на родичей Благожита, сидящих с хозяйской стороны стола перед чуровым очагом. Словно спрашивая: князюшка глуховат или головой скорбен? Ведь два раза ему, как дитю малому, растолковал.

– Ты ведь посылал гонцов, что, дескать, желаешь дочь отдать и зовешь женихов за нее состязаться?

– Посылал.

– Ну так вот: Святослав киевский на зов твой откликнулся. Уж ему знатности рода не занимать.

– Святослав мертв, – ответил не менее изумленный Гордина. – Уж месяца два как.

– Из Нави он, что ли, свататься придет? – с беспокойством хмыкнул Родим.

– А я его десять дней назад живым видел! – улыбнулся Чудислав.

– Где?

– Да на Горыни, – боярин махнул рукой в сторону реки. – У Горынца, городка нашего близ Плеснеска. Перед Купалиями приехали они все – Святослав, мать его Ольга и сродники – в Плеснеск, к Етону. До того уведомил нас Людомир волынский, будто убит Святослав лихими людьми на волоке, да только то неправда оказалась. Жив он и невредим. И я своими глазами его видел, и князь мой Етон, и все мужи плеснецкие.

– Можешь поклясться?

– Пусть земля кости мои не примет, коли лгу! – Чудислав поклонился Благожитовым чурам, призывая их в послухи.

Хотимиричи помолчали, изумленные не менее, как если бы прямо в обчине вдруг грянул гром небесный. Как заподозрить во лжи такого почтенного человека и не поверить его клятве. Но и поверить в то, что он сказал, было тоже невозможно.

– Зачем русы в Плеснеск приезжали? – спросил Обаюн.

– Етона проведать. У нас договор с Киевом: если у Етона сыновей не будет, после него земля бужанская Святославу киевскому отходит. Вот кияне и тревожились, как бы князь наш не захворал от огорчения, коли дойдет до него вздорный слух, будто Святослав убит.

– А точно ли он? – Обаюн наконец нашел лазейку.

– Мать сама его привезла! – Чудислав развел руками. – Чтобы мать, перед всем честным людом, вместо сына родного другого кого показала – не стерпит такое земля. Да и кияне его знают, их не обманешь.

Хотимиричи переглядывались. Известие о том, что Святослав жив, пока заслонило в их умах даже второе – что он тоже намерен свататься.

– Обожди, Чудиславе, – попросил Благожит, одолевая головокружение. Слишком много страшных, неожиданных вестей валилось на него с весны, и теперь казалось, что все кости в теле растаяли, оставив его бессильным, как соломенное чучело.