Кикимора, а не девка. Тронуть противно.

Взяв руку запечной жительницы, Велеб склонился к ней, осторожно пощупал ладонь и пальцы. Очень грязная, ладонь тем не менее была довольно узкой, с нежной кожей; мозоли от прядения и шитья с пальцев сошли за весну и лето, пока дожидаются нового льна, а какой-то более тяжелой работы обладательница этих рук не делает.

– Вот эту беру! – не выпуская руки, Велеб повернулся к старухе.

По скамьям пролетел вздох-вскрик нескольких голосов.

– Ты сказился! – охнула бабка. – Дурной, что ли? Это ж холопка запечная! Какая она невеста! Только и годна, что золу выгребать да в ней и греться!

– Мне сгодится. Обещала любую отдать – я эту выбираю.

– Не срамись перед людьми! Да тебя засмеют, коли такое чучело, замарашку, приведешь! Выбери другую! – Старуха махнула посохом в сторону скамей. – Так и быть, подскажу тебе, какие из моих дочерей помоложе, раз уж ты такой бестолковый! Жаль мне тебя, помогу уж.

– Благо тебе буди, мати, но я эту беру! – Велеб приподнял руку замарашки.

Вытащил из-за пояса шапку и бросил на пол перед собой.

Замарашка впервые шевельнулась по доброй воле – чуть подняла лицо и взглянула на бабку.

– Ну… – с сомнением произнесла та, – коли такой упрямый… я ж тебе добра желаю… коли твердо решил… будь по-твоему. После на меня не пеняй.

Замарашка согнулась, подобрала с пола шапку и подала Велебу. Он наклонился, сдвинул вниз вонючую тряпку и не спеша, со значением поцеловал невесту. От тряпки шла вонь гари и стряпни, однако губы замарашки под ней оказались нежными и мягкими. В ответ не шелохнулись.

– Теперь, мати, – вновь обратился к старухе Велеб, – отдай мне ее душу.

– Ишь чего захотел! – изумленная такой наглостью старуха взмахнула руками. – Душу тебе! Может, еще жар-птицу и яблок молодильных?

– Ну а зачем мне невеста без души? Этак можно было не ходить далеко, а из соломы себе свить лелёшку. Но я не из таких, кто нарядит пенек да пролюбуется денек, мне настоящая невеста нужна. У тебя она жила, ты ее душой владела. Теперь она моя – отдавай.

– Возьми! – язвительно предложила старуха, не разнимая сложенных на посохе рук. – Возьми, коли такой хитрой!

В голосе ее впервые прорвалось искреннее чувство. И это чувство было – досада.

Велеб еще раз оглядел печь, ощупал стенку, выбрал непрочно сидящий камень. Вынул поясной нож – сам сковал пять лет назад, еще в Перыни. Бережно, чтоб не обидеть печь – родительницу родовой души, – подцепил и ковырнул глиняную обмазку.

– Яронега, Благожитова дочь, полезай в камень! – приказал Велеб.

Старуха сердито выдохнула. Трижды повторив заклинание, Велеб вынул округлый валун размером со свой кулак. Подобрал кусочки осыпавшейся глиняной обмазки, завернул в ветошку, в которой раньше был хлеб, убрал всю добычу в котомку.

– Вот теперь она моя, – Велеб снова взял замарашку за руку. – Благо тебе буди, мати, за привет, за ласку, но пора нам восвояси.

– Погоди! – Старуха протянула к нему руку. – Как же я гостя без угощения отпущу? Позоришь меня, старую. Скажут люди, до седых волос бабка дожила, а обхождения не знает…

– Не позазри, мати, но некогда мне гостить! – Велеб мотнул головой.