Другое дело – в лесу. Будим так и не пошел к Путиславу, к основному войску: своим отрокам он сам воевода! Там скажут, вы малы еще, ждите за кустиком, будете стрелы подносить… Очень надо!
Будим и его товарищи тайком следовали за русами через ельник. Собравшись вместе, отроки разных вервей, весей и родов вновь сделались зимней стаей «волков». Старшие надели косматые накидки из звериных шкур собственной добычи – у кого рысья, а у кого и волчья. Младшие, еще не столь искусные ловцы, нарядились в черные и серые овчины, надели личины. И превратились в духов, обитателей того света – невидимых в лесу, неуязвимых и опасных. Непривычность этого превращения – не зимой, а в конце весны – обостряла возбуждение. У всех было оружие – топоры, рогатины, луки. Наготовили побольше стрел. Железных наконечников на такое количество не хватило, взяли костяные. С близкого расстояния даже и без наконечника можно пронзить насквозь живую плоть. Главное, выбрать удобный случай.
Случая выжидали, держась слева от тропы, на более высокой и сухой стороне. «Удача любит не одного сильного, а еще и хитрого», – учил дед Лукома. Сейчас залог удачи – застать врасплох, наброситься, откуда русы не ждут. Те ведь думают, что все враги у них впереди – на ум не придет, что враги есть и позади. И весьма опасные. В ближний бой с киянами соваться было, пожалуй, неразумно, но вот стрельбой из засады можно было нанести такой урон, что надолго запомнят Хотимирову чадь. Если останется, кому помнить.
В первый раз, когда случай выдался, стая к нему не успела. Когда перед Добычадовой засекой русы вдруг метнулись влево и бросились бегом на гриву, это успели заметить только дозорные. Пока бежали остальные, русы прорвались к засеке, а Добычад со своими отроками отступил к броду. Пришлось перевести дух, снова затаиться и ждать.
Зато после попытки пройти мост русы застряли надолго. И не видя, как Путислав обрушил на киян ели, можно было узнать, что дела их плохи: шум, крик и вой разносился по всему лесу.
– Так, жаба вам в рот! – ликовал Будим, дрожа от возбуждения.
Отроки вокруг него молча приплясывали от радости на мху, потрясали кулаками и делали разные знаки, выражавшие торжество над врагом. Только жаль было, что они к этому торжеству пока не причастны. Раньше Будим тайком негодовал на отца и прочих стариков, отказавшихся от боя. Еще подумают русы, что Хотимировы внуки – зайцы робкие, только дрожать под корягой могут! Но теперь оценил их правоту – у русов, как доносил с вытаращенными глазами Жучила, целая сотня убитыми перед мостом валяется, тропа вся в крови! А свои целы все до одного – русам-то их не достать!
– Что они теперь делать будут? – возбужденно шептал рядом Лелёшка, и в этом слышалось: можем ли мы наконец вступить в дело?
– Думай! – велел ему Будим. – Ты бы что сделал, если бы там был?
– В обход бы пошел! – раньше Лелёшки выкрикнул Нырец, четырнадцатилетний бойкий отрок.
– Тише ты! – шепотом рявкнули на него сразу несколько голосов, хотя русам было уж точно не до шорохов в лесу. – Спугнешь!
– Они в тот раз, перед Добычадом, в обход пошли с верхней стороны, теперь опять пойдут! – горячо продолжал Нырец, сбавив голос. – Куда еще деваться-то?
– Брод будут искать? – спросил Лоб.
– Жабу свою! – передразнил Будим. – Чего ж еще им тут искать, коли хотят вперед пройти!
– Ну а мы-то знаем, где брод! – Нырец едва не прыгал на месте, удерживало только сознание, что он воин, а не дитя.
– Мы знаем… – Будим усиленно соображал, пытаясь представить, как все это может развернуться. |