Могучая старая женщина уложила Энну на листья, расстеленные на полу хижины и, напевая и время от времени похлопывая в ладоши, принялась умащать ее тело какими-то липкими благовониями.

    Энна задыхалась. Казалось, этому ужасу не будет конца. Но вот наконец старая негритянка завершила свою работу. Энну, лоснящуюся от благовоний, совершенно голую, разрисованную с ног до головы красной краской, вывели на деревенскую улицу. Она была готова умереть со стыда. Неужели сейчас все увидят ее в этом непотребном виде? Увы! именно это и произошло.

    Деревенские жители высыпали из своих конусообразных соломенных хижин, приветствуя Энну и старуху радостными криками. Девушка шла между двух своих стражей, дюжих негров, опустив голову и стараясь ни с кем не встречаться глазами. Ей казалось, что она попала в самое кошмарное из своих сновидений. О, если бы ей сейчас проснуться в своей постели, позвать служанку, одеться, выйти к утреннему кофе, обнять отца! К несчастью, это было невозможно…

    Между тем негры влекли ее к зияющей черной расселине в скале. Это был вход в подземный лабиринт. И вскоре скала поглотила и негров, и их несчастную жертву.

    По многочисленным переходам, ступенькам, лесенкам они продвигались вперед, в недра скалы. Вокруг теперь царила полная тьма, которую едва рассеивали коптящие факелы в руках у идущих впереди негров. Куда же ее ведут? Энна терялась в догадках. Каждая последующая была страшнее предыдущей.

    Она пыталась осматриваться по сторонам. То и дело в неверном свете факелов она видела мелькавшую на стенах роспись. Какой-то неведомый древний художник оставил здесь стилизованные изображения людей, птиц. Некоторые картины показались Энне ужасными, другие притягивали взор странной, извращенной фантазией. Они не были лишены своеобразной прелести.

    Постепенно чередование картин на стенах, мерный стук барабанов, ритм шага вводили девушку в транс. Она перестала дрожать, слезы высохли на ее прекрасных голубых глазах, на губах появилась слабая улыбка.

    И вот шествие вступило в святая святых племени Мгонги, в таинственное святилище, о котором грезили золотоискатели и авантюристы, наводнившие Черные Королевства, Куш и Кешан.

    Это был колодец в самом сердце скалы. Подняв голову, можно было увидеть далеко наверху черное бархатное небо. Но когда бы ни оказались там люди – среди ночи или в самый жаркий и светлый полдень – небо над ними неизменно было ночным, и звезды располагались на этом небе так, как стояли они миллионы лет назад, в ту пору, когда этот колодец был только-только вырублен в скале.

    Энна, оглушенная и ошеломленная, не замечала ничего этого. Она с удивлением оглядывалась в святилище.

    Слухи о золотом или алмазном идоле оказались досужими. Здесь не было никакого золота. Стигийские работорговцы, грезившие пудами самородного золота, были бы чрезвычайно разочарованы, окажись они тут. Только голые отвесные стены и глиняный истукан – больше в святилище ничего не находилось. Во лбу истукана горел одинокий алмаз. Это был драгоценный камень изумительной красоты – но всего один. Из-за него не стали бы сходить с ума десятки людей, мечтавшие о несметных богатствах.

    Само изображение божества также вызывало странные чувства. Оно словно бы нарочно отвечала наихудшим представлениям «цивилизованных» народов (к которым, несомненно, относились и аквилонцы) о дикарских идолах. Глиняный божок был чрезвычайно уродливым и свирепым с виду.