Говорите, Ричард, говорите. Говорите… говорите…
Профессор кивнул Дж., и тот поспешно нажал клавишу магнитофона. Бобины начали вращаться с тихим шелестом; теперь они могли уходить. Все, что скажет Ричард Блейд, будет зафиксировано на магнитной пленке – каждое слово и каждый вздох.
Дж. повернулся к двери, чувствуя, как чудовищный меч оттягивает руки. Внезапно спящий заговорил, и шеф МИ6А изумленно уставился на него. Этот голос был голосом Ричарда Блейда – и в то же время не походил на него. Резкий, властный, он принадлежал повелителю, полководцу, хозяину жизни и смерти тысяч людей.
– Тарн Это был Тарн. Я правил им. Недолгое время…
Лорд Лейтон подтолкнул Дж. к двери. Мешать не следовало. Пусть выговорится, пусть опустошит кладовые памяти. Потом, когда гипнотический эффект исчезнет, во время процедуры восстановления, они прослушают эти пленки вместе с Блейдом.
Поднимаясь в лифте, Дж. сказал:
– Этот голос… он не похож на голос Ричарда.
Лейтон пожал плечами.
– Не вижу поводов для беспокойства. Все пройдет, и голос его станет нормальным. Тембр голоса в некоторой степени контролируется речевыми центрами мозга. После восстановления прежних нейронных связей он будет говорить как обычно.
Дж. молчал, пока они не очутились в маленьком кабинете Лейтона. Профессор, достав пинцет, снял клочок странной ткани с крестовины меча и начал разглядывать его.
– Хмм. похоже на обычную пластмассу, но готов поспорить на пару фунтов, что тут не все просто…
Дж. кашлянул, и лорд Лейтон поднял голову.
– Я заметил, – произнес старый разведчик, – что периоды релаксации у Ричарда становятся все длиннее. Вы уверены, что всегда сумеете привести его в норму?
Лейтон хмыкнул.
– Ни в чем я не уверен. И все же… все же я буду продолжать работу, – казалось, слова даются его светлости с трудом. – Поймите, Дж, будущее страны, судьбы миллионов людей зависят от того, что удастся узнать Блейду во время этих путешествий. Вы же понимаете, что…
Он продолжал говорить, но Дж. уже не прислушивался к давно известным доводам. Конечно, Лейтон прав. Судьба страны и жизнь одного человека не соизмеримы… тем более, что Ричард сам не отказывается от участия в этом дьявольском эксперименте. Тарн? Он, кажется, говорил о Тарне? Наверное, тоже какая‑то страна… вроде Альбы или Меотиды… Впрочем, день‑другой, и они все узнают. Там, внизу, вращаются бобины, и Блейд говорит, говорит…
«Мы слишком заездили его.» – с раскаянием подумал Дж. и поклялся про себя, что предоставит Блейду отпуск. На целый месяц, не меньше. Пусть едет на побережье, в свой домик в Дорсете… Дж. усмехнулся. Конечно, у него будет девушка… новая девушка. Жаль, что Зоэ оставила его; Дж. чувствовал себя виноватым. Проклятая профессия! Но, наверно, у Ричарда не будет проблем с заменой.
* * *
Проблем с заменой, действительно, не возникло. Рассмотрев несколько кандидатур, Блейд сделал выбор и увез девушку на юг, в Дорсет. Ее звали Энн Уоткинс; она работала редактором в одном из лондонских издательств и являлась обладательницей пары прелестных ножек, тонкой талии и гривы огненно‑бронзовых волос. Энн была чрезвычайно разумной девицей и даже не заговаривала о такой чепухе, как любовь, брак и семья. Их отношения строились на взаимной симпатии, добром товариществе и сексе.
Иногда, когда она тихо посапывала у его груди, Блейд слушал, как волны прибоя с шуршанием накатываются на прибрежную гальку и вспоминал Зоэ. Сожаление и смутная грусть охватывали его. Впрочем, он понимал, что вряд ли их совместная жизнь была бы удачной. Жены – странные существа. Они хотят, чтобы их мужья всегда были рядом, а не странствовали в неведомых мирах и иных измерениях. |