Её бледные губы были полными и чувственными, с едва заметными линиями в уголках рта; линиями, свидетельствовавшими о решительности и своенравности. Небольшая ямочка у неё на подбородке выглядела такой милой и изящной, что Мика почувствовал непреодолимое желание дотронуться до неё кончиками пальцев.
Он наклонился. Её тёплое и ароматное дыхание слегка отдавало кислинкой. Он страстно захотел, чтобы она открыла глаза и тоже взглянула на него. Её бледная полупрозрачная кожа была безупречна, и, глядя на неё, Мика ощущал, как его грудь распирает; он боролся с желанием протянуть руку и погладить её.
Шум у него в ушах усилился. Его бросило в жар. Он смотрел на неё, как заворожённый, разинув рот и не шевелясь, так что даже забыл дышать.
Он потянулся вперёд и осторожно смахнул красную пыль, осевшую на её дрожащих ресницах. Обвёл кончиками пальцев тёмные круги вокруг её глаз, отдалённо напоминавшие синяки; затем коснулся настоящего синяка, тёмного и неровного, который будто испачкал её высокую скулу. Её кожа была настолько мягкой, что на ощупь напоминала промасленный шёлк…
Тут он заметил кончик нити в уголке её рта. Мика взял её двумя пальцами, потянул и вытащил длинную нить. Он приблизился к девушке и раздвинул её губы.
Там что-то было – уголок грязной ткани, который он медленно и осторожно вытягивал у неё изо рта. Ткань зацепилась за острые зубы, затем поддалась, и Мика уставился на скомканный клочок грязной тряпки, который разворачивался на ладони его дрожащей руки.
Он повернулся к Илаю.
– Нельзя оставлять её здесь, – сказал он.
Глава тридцать третья
Голова кружилась, всё тело болело, как один большой синяк; когда она попыталась пошевелиться, боль лезвием пронзила её плечо. Она вздрогнула и замерла в ожидании, когда боль утихнет.
Раздувая ноздри, она стала принюхиваться. Воздух пах чем-то пряным и сухим. Она узнала запах торфяного мха и папоротника, и кончики пальцев подтвердили догадку: она лежала на матрасе из высушенных листьев и стеблей. Девушка почувствовала и другой запах, сладковатый и едкий – запах горящего дерева. Гикори. Прислушавшись, она уловила шипение огня и шорох: рядом кто-то двигался, стараясь быть незаметным, ходил крадучись и дышал совсем тихо. Это был мужчина, причём молодой – это она поняла, когда он тихонько откашлялся.
Где она очутилась?
Девушка осторожно разомкнула веки и в тоненькую щель разглядела стены – давящие стены из больших каменных плит, плотно прилаженных одна к другой, будто зацементированных темнотой ночи, которая проглядывала между ними.
Девушка поняла, что оказалась в одной из каменных хижин, которые часто видела среди скал, но никогда не отваживалась войти.
Хижина была без окон. Слева от девушки была закрытая дверь, через которую не выйти; зато в центре низкого плоского потолка была дыра: она сулила возможность выбраться. К ней тянулись струйки коричневого дыма. В хижине стоял массивный каменный стол с лавками по обе стороны. У боковой стены в полу было углубление, небольшое и неровное; в нём она и лежала.
Ещё там был мужчина.
Он сидел на корточках в дальней части комнаты, сгорбившись и повернувшись к ней боком. В темноте что-то булькало. Отблески пламени плясали на его лице и спине. Она почувствовала прелый запах свежего пота, а затем уловила запах масла.
Змеемасла.
Мужчина наполнял лампу и прерывисто дышал, осторожно переливая масло из глиняного горшка в маленький медный сосуд. Пролив немного мимо, он обругал себя. Затем он сглотнул, и девушка заметила, как у него напряглась челюсть и дёрнулся кадык.
Она повернулась, морщась от боли, снова пронзившей её плечо словно клинком, и приподнялась на один локоть.
Острое чувство потери, несущее с собой неуёмную тоску, захлестнуло её при мысли об Асиле. Как ей хотелось быть сейчас с ним, а не в плену этой хижины! Он был где-то там, снаружи, и если он уже вернулся на крапчатую скалу, то наверняка искал её…
Где же находилась эта хижина? И кем был этот мужчина?
Он змеелов? Вполне мог им быть, судя по тяжёлой куртке, плотным штанам и высоким ботинкам из дублёной кожи. |