Но, дьявольщина! Похоже, палили все, кроме меня, а это было явным непорядком и несправедливостью. В конце концов. Мак поручил задание смиренному повествователю, а не бравому пуэрториканцу, и даже не Вилларду. По крайности, Виллард не участвовал в деле изначально...

Увы, я по-прежнему был вынужден бездействовать и тащить на плече женщину, буквально заливавшую меня кровью. Или это я сам кровоточу аки скот зарезанный?..

Мысли путались, перед глазами стоял туман; каждая секунда тянулась невыносимо долго: я словно плыл в нескончаемом тяжелом сне и не мог пробудиться, как ни пытался.

Беспредельная лестница, ступенька за ступенькой, шаг за шагом. Утвердил ногу, приставил другую, и снова, и снова, и снова...

Потом кто-то снял с моего плеча ставшую тяжелой, будто мешок зерна, Дану. Кто-то заорал в самое ухо:

- Скорее, Эрик!

Еще немного погодя вдалеке раскатился протяжный, оглушительный взрыв, или несколько взрывов подряд - я не сумел бы сказать с уверенностью. Чудилось, взрыв не прекратится вовеки. Кто-то кричал кому-то "берегись!" Где-то рушилась высокая, бесконечно высокая стена, подымавшая густое облако едкой кирпичной пыли. Странно, я бредил наяву, но умудрился пожалеть о несуразном противотанковом ружье, похороненном отныне под обломками, наверняка искореженном и пришедшем в полную негодность. Неравнодушен я, признаться, к экзотическим огнестрельным приспособлениям; чисто собирательской страстью к ним пылаю. Хорошо было бы выпустить из чудовища полдюжины зарядов...

Краем гаснущего сознания припомнил я мертвую девицу по кличке El Martillo; и несколько других вещей припомнил. Утраченный герберовский нож, например... Его-то, по крайней мере, можно будет заменить...

Огонь пылал неукротимо, освещая все вокруг пляшущими яркими отсветами. Я лежал возле кирпичной стены - а где именно, можете не спрашивать, не помню сам. Надо мною склонялось покрытое синяками, распухшее лицо Модесто.

Я облизнул губы.

- Дана?..

Энсиниас печально покачал головой:

- Очень сожалею, Мэтт... Мы не сумели остановить кровотечение...

Кто-то, облаченный белым халатом, исследовал меня, приговаривая, что все обойдется, и, должно быть, вполне удовлетворительным образом, хоть я и умудрился получить три двадцатидвухкалиберные пули...

Больше всего огорчало и тревожило странное обстоятельство: я насчитал только два ранения.

А откуда третье взялось, любопытно знать?..

Глава 29

Отряд вторжения под командой Германа Генриха Бультмана ударил по суверенному государству Гобернадор двумя неделями позже.

Некоторые высокопоставленные оптимисты, с коими поспешил связаться Мак, "выразили надежду", что, лишившись штаб-квартиры и командования, Карибский Освободительный Легион уймется и притихнет. После сан-хуанского разгрома, твердили они, Фриц наверняка отложит, либо вообще отменит намеченный десант.

Спросили моего просвещенного суждения: я числился штатным специалистом по Бультману. Я посоветовал Вашингтону забыть мечты и отринуть упования. Бультман, сказал я, не патриот, не фанатик и не вождь мирового пролетариата, хотя и числится опытным старым убийцей.

Немец, уведомил я, попросту намерен употребить свои обширные познания и навыки, дабы вразумить банду олухов и чиновников, которые назначили этих олухов на важные посты, и правительство, терпящее таких чиновников, и нацию, терпящую такое правительство, - короче, вразумить весь Гобернадор от мала до велика и доказать островитянам: друзей Германа Генриха Бультмана (даже четвероногих друзей) нельзя убивать невозбранно.

Думаю, любовь к застреленной гобернадорскими таможенниками овчарке играла немалую роль; но в первую очередь немец, конечно, стремился уйти, громко хлопнув на прощание дверью; доказать обнаглевшей публике, что с маститым трагиком шутки плохи.