— Каким? — Светка с надеждой повернула к «невесте» зареванное лицо.

Анна многозначительно изогнула бровь.

— Стихи сочинять будем. Меня Скат порвет, если я ничего путного им не рожу до вечера.

Торопов воодушевился:

— С «рожу» я могу помочь!

Скраббл скривилась:

— Иди уже, рожальщик, — махнула ему рукой.

Светка с удивлением уставилась в спину брата:

— Я его таким никогда не видела.

— Каким «таким»?

Светка не ответила, задумчиво пошла в дом. Неожиданно повернулась к Анне, прошептала возбужденно:

— А влюбленные всегда такие дураки?

Аня не сообразила сразу, ляпнула:

— Нет, конечно, с чего ты взяла! — и только тут вспомнила «я его таким никогда не видела». Щеки загорелись, как китайские фонарики.

Девочка с сомнением на нее посмотрела, но от дальнейших вопросов воздержалась.

— Здорово, мужики, — Али, Борю и команду археологов Тимофей нашел под навесом. — Что за штучки с метеосводкой? Погода — ни облачка!

Он присел напротив, плеснул себе воды из эмалированного бидона. Ледяная, она колко схватила горло, ударила по зубам, тонкой струйкой потекла по пищеводу. Дайвер радостно поежился.

Али мрачно молчал, разглядывая карту района производства работ. Повернулся к Боре и Алексееву Сан Санычу — недавно прибывшему в лагерь доктору исторических наук, специалисту по Боспору и историку кораблестроения — тот с мечтательным видом от внезапно свалившегося выходного пил кофе из кружки-термоса.

— Мартышкин труд, — пробурчал недовольно. — Сейчас все замеры сделаем, а через месяц придется делать повторно.

— Отследим динамику, — примирительно прищурился Саныч и улыбнулся: — Repetitio est mater studiōrum.

Али задумался:

— Студентов взять намекаете?

— А чего бы не покатать мальков? — историк неопределенно пожал плечами. — Вон, под присмотром Тимофея Федоровича.

— Так чего сидим-то? Чего не выдвигаемся? Мы с парнями готовы, Гриша уже все упаковал, катер на причале, — Тимофей оглядел археологов.

Али с сомнением покачал головой и дал сигнал команде к погрузке.

Студенты шумели, мешали сосредоточиться.

Тимофей пристроился на корме, всматриваясь в пенный след катера, задумался.

Если вся эта катавасия началась у Скраббл давно, то как он связан с его глюком? Почему ее преследует женщина с серебряными волосами? Почему стали открываться раны?

Он видел своими собственными глазами, как они возникали и как рассасывались. Поэтому он ни на секунду не сомневался в том, что происходит нечто странное. Откуда Анна знает то, на что он сам едва обращал внимания?

Рядом появился Сан Саныч, по-кошачьи мягко устроился рядом, вытянул устало ноги.

— Качка, — вздохнул, снял выцветшую панаму, вытер раскрасневшийся лоб. — Ты, Тимофей Федорович, сегодня задумчивый. Случилось чего?

Тимофей с сомнением посмотрел на историка.

— Сан Саныч, вот допустим, искали бы вы ответ на какую-то загадку. А у вас только ключевые слова. Видение. Призрак. Женщина. Светлые волосы. Проклятье. Кораблекрушение. Поимка. Вода. Лед. Стигматы.

— Стигматы? — историк изогнул бровь. — Это то, о чем я думаю?

Тимофей пожал плечами:

— Раны. Проявляются только ночью.

Пожилой мужчина задумался.

— Знаешь, Тимофей Федорович. Я все-таки ученый человек, в хиромантию эту всю не верю. Поэтому скажу тебе, что надо смотреть в психосоматике.