Волокушин газет не читал и чувствовал себя преотлично.

Он игнорировал теорию, открыто смеялся над методологией, не оставляя камня на камне от инструкций и правил, вдалбливаемых космошколой в головы будущих звездолётчиков. Доктор психологических наук и практикующий врач преследовал только одну цель: чтобы его пациенты (коими автоматически становились все вернувшиеся со звёзд) оставались «за гранью» как можно меньше времени. Иными словами, чтобы «побочный эффект» был минимальным.

Андрею вспомнилась клиника, с экзотическим чёрным песком пляжей, океанскими приливами и отливами, невозможно красивыми закатами и невозможной свободой, которую профессор предоставлял своим пациентам…

Волокушин не спрашивал у них письменного согласия на лечение, поскольку со звёзд его пациенты возвращались с деструктурированным сознанием, а на нет и спроса нет, любил повторять профессор в многочисленных интервью. Он говорил охотно, много и подробно, не раскрывая однако методики лечения. Впечатление, что профессор говорит ни о чём, то есть ездит по ушам, складывалось у журналистов не сразу, а когда понимали, что не получают никакой информации, им ничего не оставалось, как вежливо откланяться.

Если бы Волокушин рассказал, что его пациенты после процедур катаются на допотопных цепочных каруселях, скатываются на «ватрушках» по километровому серпантину водяных горок, с удовольствием смотрят мультфильмы по сюжетам народных сказок и любовные мелодрамы, а по вечерам режутся в покер, потягивая ледяное пиво… Да ему бы просто не поверили.

Ещё он мог бы рассказать о запредельном дайвинге в Марианской впадине для любителей экстремального отдыха (впрочем, любой отдых был экстримом для космолётчиков, пятнадцать лет прожившим в казарменном режиме закрытой космошколы), о походах в пещеру эпохи неолита с инструктором-спелеологом, о командных играх-квестах…

Квесты имели у пациентов клиники бешеную популярность. Команда из трёх или четырёх человек погружалась в мир потрясающих антуражных декораций. Подземное метро, забытое людьми и триста лет живущее своей жизнью… Пещеры с со старыми алмазными выработками и штольнями, ведущими неизвестно куда, по которым ходили самодвижущиеся вагонетки… Таёжные дебри с оврагами и болотами, лешими, кикиморами, и прочей нечистью, справиться с которой можно было только вчетвером. Вывозившуюся по уши в грязи, чудом выдравшуюся из лап лешего и изрядно проголодавшуюся команду на последнем этапе игры ждали призы: усыпанные спелой земляникой поляны и кишащие рыбой озёра. Привязанные к колышкам лодки ждали победителей, здесь же сушились на распялках рыболовные мелкоячеистые бредни и лежали сложенные горкой спиннинги и новенькие лопаты: червей космолётчики добывали сами.

Объевшаяся земляникой и навьюченная рюкзаками с выловленной рыбой, команда добиралась до главной цели – океанского пляжа с чёрным песком (вулканический туф), где отводила душу, заедая приключения сваренной в котелке ухой, и смеясь над пережитыми страхами.

После игры команда отчего-то не спешила расставаться, хотя пляж длиной в несколько километров позволял им это сделать. Космолётчики, вернувшиеся со звёзд интровертами и ни с кем не желающие общаться, испытывали смутное чувство, которое мешало им разойтись. Вечером «интроверты» собирались за столиком кафе и в сотый раз рассказывали о своих квест-приключениях, перебивая друг друга, обвиняя во вранье и возмущённо тыкая в бок локтями… Они становились такими лишь на какое-то время (в клинике оно называлось «время икс»). А потом расходились, пожимая плечами и удивляясь.

«Что на тебя нашло? Зачем тебе эти люди, эти глупые игры…» – возмущался разум. А нечто незнакомое, поселившееся в сознании, со смехом возражало: «Да иди ты лесом.