На сей раз буры ушли глубже и на глубине трёх метров нащупали идеальный круг диаметром примерно три метра. «Сливное отверстие, – пошутил Берни. – И пахнет как-то странно. Марсианской канализацией. Что-то мне неохота туда лезть».

Астрофизик захлебнулась смехом, ей вторил Мишенька, запрокидывая голову и гогоча совершенно по-детски. Боевые операторы радостно ржали, Кэли и Леона хихикали, и Андрей удивлённо на них уставился. Они что, понимают шутки? Волокушин об этом не обмолвился, цинично назвав девчонок биоформами. Андрей никогда не имел дела с био и воображал безликих созданий с обязательным выключателем, входящим, так сказать, в комплект, и ксеноновыми лампами вместо глаз, с возможностью гибкой настройки яркости. А они оказались людьми, и глаза у них обыкновенные, в нежных ресницах. У Кэли зелёноватые, цвета морской воды, а у Леоны серые, как у самого Андрея. Красивые.

Блин, не хватало ему влюбиться в био. Только этого ему и не хватало. Андрей отвернулся от Леоны и оказался лицом к лицу с Кэли. Девушка как-то странно дышала – сбивчиво, как дышат после бега или когда волнуются (разве био может что-то волновать?), Леона нервно облизывала губы (био не способны нервничать; тогда зачем она это делает?). Андрей невольно залюбовался девушкой. Её губы… наверное, тёплые на вкус, если их поцеловать. Интересно, что она сделает? Отстранится? Залепит ему пощёчину? Это было бы здорово! Он стал бы героем дня.

Или ответит на поцелуй. Что вполне возможно. Они не роботы, не биоформы и не биоморфы. Они люди, осенило Андрея. В них бьётся человеческое сердце, гонит по жилам кровь. Они облизываются, поглощая абрикосовый пудинг, который им очень нравится, повидло почти закончилось, на обратный путь точно не хватит, и придётся экономить. Ругать сладкоежек не хотелось: должны же они получать от жизни хоть какое-то удовольствие, пятый месяц без отдыха вкалывают.

Кэли дышала так шумно оттого, что устала, осенило Андрея. Она просто устала, андроморфы тоже устают, правда, реже чем люди. Они как мы, только у них другие возможности и другая психика. Они испытывают симпатию, трогательно дружат с Катеринкой, но никогда не полюбят, никогда не испытают радость материнства. Имело ли человечество право на такие эксперименты? Это же… это же… Андрей гвоздил человечество, вынося ему суровый приговор. Андроморфы глупо хихикали и прижимали к губам ладошки, выдерживающие ожог концентрированной кислотой. Интересно, им всё-таки больно, или – ничуть?

Через час «отверстие» расчистили от грунта. Перед ними был люк. Входной люк. Неизвестный металл, пролежавший в земле три тысячи лет, блестел, словно его натёрли мелом.

Надя с Леоной и Кэли зааплодировали. Мужчины молчали, выразительно поглядывая на капитана, который машинально обрывал лепестки у сорванного цветка. Лепестки зелёные, а серединка жёлтая, совсем как у земных ромашек. Берни многозначительно кашлянул. Поймав его взгляд, Андрей смял цветок в кулаке. Что он, как девчонка, на ромашке гадает: любит, не любит, плюнет, поцелует, к сердцу прижмёт, к чёрту пошлёт… Инопланетная махина мертва несколько тысячелетий, ни поцеловать ни плюнуть она уже не сможет. А вот прижать, пожалуй, ещё способна… Они заберут всё что смогут, для Земли это станет бесценным подарком, взять хоть крошечный кусочек обшивки из чего-то серого, гладкого, меньше всего похожего на металл… Биоматериал? Может, он и был когда-то живым, а сейчас безнадёжно мёртв. Ребята отрезали кусочек, а он даже не вздрогнул…

Тьфу ты, чёрт! – выругался Андрей, сообразив, что думает о «махине» как о чём-то живом. Планета мертва, как мертвы её прилетевшие из неведомых космических далей гости. И всё-таки… что их убило? Почему они не смогли улететь?

Надо убираться отсюда.