Ясли тихо светят взору,

         Озарен Марии лик…

         Звездный хор к иному хору

         Слухом трепетным приник.

         И над Ним горит высоко

         Та звезда далеких стран:

         С ней несут цари востока

         Злато, смирну и ливан.

Блудница

         Но Он на крик не отвечал,

         Вопрос лукавый проникая,

         И на песке, главу склоняя,

         Перстом задумчиво писал.

         Во прахе, тяжело дыша,

         Она, жена-прелюбодейка,

         Золотовласая еврейка

         Пред ним, грешна и хороша.

         Ее плеча обнажены,

         Глаза прекрасные закрыты,

         Персты прозрачные омыты

         Слезами горькими жены.

         И понял Он, как ей сродно,

         Как увлекательно паденье:

         Так юной пальме наслажденье

         И смерть – дыхание одно.

«Ночь. Не слышно городского шума…»

         Ночь. Не слышно городского шума.

         В небесах звезда – и от нее,

         Будто искра, заронилась дума

         Тайно в сердце грустное мое.

         И светла, прозрачна дума эта,

         Будто милых взоров меткий взгляд;

         Глубь души полна родного света,

         И давнишней гостье опыт рад.

         Тихо всё, покойно, как и прежде;

         Но рукой незримой снят покров

         Темной грусти. Вере и надежде

         Грудь раскрыла, может быть, любовь?

         Что ж такое? Близкая утрата?

         Или радость? – Нет, не объяснишь, —

         Но оно так пламенно, так свято,

         Что за жизнь Творца благодаришь.

Цыганке

         Молода и черноока,

         С бледной смуглостью ланит,

         Прорицательница рока,

         Предо мной дитя востока,

         Улыбаяся, стоит.