– Я знаю, что подарить тебе на день рождения.

– Мне на день рождения? Я теперь думаю о нем как о дне нашей свадьбы.

– И это тоже. Дома меня осенило. Это займет некоторое время, так что имей терпение, если не получишь подарок в назначенный день. Он стоит того, чтобы подождать. Я надеюсь… Возьми меня за руку, Уокер. Это всегда так приятно. Знаешь, случилось кое-что, о чем я тебе не говорила. Самая престижная галерея в Лос-Анджелесе хочет, чтобы я устроила персональную выставку. Для меня это настоящий прорыв.

У меня отвисла челюсть.

– Это… гм… довольно важное известие, Марис. Почему же ты мне не говорила?

– Потому что хотела сперва сама все обдумать. Это случилось прямо перед нашим отъездом из Америки, к тому же у тебя голова была занята всей этой историей с Венаском.

– Самая большая галерея Лос-Анджелеса? Это же чертовски здорово, правда?

Она сжала мою руку и расцвела.

– Да. По-моему, здорово.

– Я горжусь тобой. И немножко сержусь, что ты не сказала сразу.

– Тебе нравятся мои работы, а, Уокер? От этого я чувствую себя увереннее.

– Я от них в восторге. Откуда все это берется? Я знаю, что художнику не положено задавать таких вопросов, но действительно – откуда берутся эти города?

– Теперь? В основном из моих снов. Дневных грез и настоящих снов. – Она подалась вперед и говорила все взволнованнее. – Но сны не опасны, они не волнуют, пока мы не воспринимаем их как реальную возможность. А если мы даем им сбыться, то сами виноваты… и сами должны отвечать. Понимаешь, сны ничего не предрекают. Я во сне вижу эти города, но потом мне решать, собирать ли их такими, как они выглядят у меня в голове. Я хочу показать именно то, что проходит через меня. Иногда мне кажется: это вроде ручкой гранаты, брошенной мне… в кишки. Я пытаюсь накрыть ее и поглотить удар. Это звучит глупо?

– Волнующе.

Она откинулась на спинку.

– Я тебе рассказывала, почему построила первый город?

– Нет. А что тогда случилось?

– Знаешь, мой отец очень эгоистичен и умеет быть холодным. Но когда мне было семнадцать, его пырнули ножом и он чуть не умер. Мы тогда жили в Нью-Йорке. Мое сердце во многом было закрыто для него, особенно в то время, когда я варилась в своем типично подростковом аду, но открылось чертовски быстро, когда я увидела его в таком жалком состоянии. Вдруг я ощутила настоящую… муку от любви к нему. Он не заслуживал этого, но таково было мое чувство. Он лежал на больничной койке, с лицом пустым и серым, как пляж зимой… Это сводило меня с ума. И вот, почти бессознательно, я оказалась в магазине и со смутной мыслью купила набор «Лего». Мне хотелось построить для него город, где он мог бы жить, пока поправляется. Я работала над этим городом целую неделю. И построила отцу такую больницу, где ему следовало лежать, и дом, где он потом будет жить. Большие венецианские окна, веранда, просторная лужайка… Меня так это захватило, я даже купила в магазине игрушек собачку, которая должна быть рядом, когда он будет сидеть в розовом кресле и ждать, когда же к нему вернутся силы… И мне было так спокойно и приятно строить, что я просто продолжала это делать.

– И это помогло твоему отцу? То есть когда ты подарила ему?

Марис улыбнулась.

– Он разок взглянул на подарок и сказал: «Очень мило». Но это неважно. Я даже не знаю, для него ли я все делала. Похоже, моя душа говорила мне, что где-то есть место, куда я могу уйти или которое могу построить для себя, где я была бы одна и счастлива.