– В чем дело? – Моя первая мысль была о ребенке внутри нее.

– О, иногда у меня это бывает. Сделаю какое-нибудь простейшее движение, нагнусь, к примеру, за платком – и потяну спину. Похоже, это дня на три. Черт!

– Могу я чем-нибудь помочь?

– Можешь отпустить мой локоть. Ты сжал его смертельно. Не волнуйся – ничего серьезного. Просто Марис Йорк стареет. Марис Истерлинг стареет. Ничего звучит? Я пытаюсь удержать это на языке.

– С тобой точно все в порядке?

– Да. Ты мне не ответил – как звучит Марис Истерлинг?

– Хорошо. Как красавица из южных штатов. Ты не хочешь сохранить прежнюю фамилию?

– Нет. А то получится как британская адвокатская контора – Истерлинг и Йорк. Думаешь, я понравлюсь твоим родителям?

Глядя на нее, я подумал о Морице Бенедикте, рассказавшем отцу, что женится на Элизабет.

Мои родители. Понравилась бы Марис моим настоящим родителям? Сначала нужно их разыскать. Сначала нужно найти его.

– Вам известно, что случилось с моим мужем? – Да.

– А знаете о его отце? Что случилось с ним? – Да.

– И зачем вы хотите увидеться со мной? Она жила на пятом этаже в доме без лифта близ Пратера. Хотя это было не так близко, за ее домом виднелось огромное колесо обозрения с площадки аттракционов в парке. На лестнице приятно пахло свежеиспеченным хлебом, что сразу выбивало из колеи: в остальном подъезд был темным и обшарпанным. Второй Bezirk – это рабочий район. Дома здесь или новые, скучные и функциональные, или старые и ветхие. Многие из старых несут печать былого великолепия или фантазии – то «югендштилевый» фасад, то волнующая простота Баухауза. Но как и у королев экрана, переваливших за семьдесят или восемьдесят, следы былой красоты больше говорили об утратах, чем о том, что осталось.

Лестница была достаточно широка для троих, и каждую площадку украшало витражное окно с различными цветочными узорами. Из любопытства я открыл одно и посмотрел вниз, во двор. Там югославские мальчишки гоняли в футбол, перекрикиваясь на своем отрывистом, резком языке. Один из них взглянул наверх и, помахав рукой, крикнул:

– Immer wieder Rapid!! (нем.) — лозунг болельщиков «Рапида»]

Ее дверь единственная была выкрашена в белый цвет. На латунной табличке курсивом, с завитушками, было выгравировано: «Бенедикт». За дверью Питер Габриэль и Лори Андерсон пели «Excellent Birds».

Мне пришлось позвонить дважды, прежде чем что-то случилось.

Я думал, Элизабет будет хоть немного поражена моим сходством с ее мужем, но открывшая дверь шестидесятилетняя женщина только посмотрела на меня, чуть склонив набок голову, и улыбнулась. У нее были высокие славянские скулы и зеленые глаза под шапкой туго завитых седых волос. Пышные телеса еле умещались под желто-оранжевым домашним платьем.

– Миссис Бенедикт?

– Да. Минутку. Лиллис, прикрути музыку! Человек пришел!

Музыка продолжала играть. Элизабет, сделав мне знак подождать, исчезла в комнате, а когда вышла, музыка уже звучала не так громко.

Лиллис – это ее сын?

– Да, вы похожи на него. Заходите. В передней комнате была свалка теплых бот и пальто и, как ни странно, детских игрушек: пластиковые самосвалы, куклы «Повелители вселенной», один из этих больших японских роботов, «трансформирующихся» в нечто особенное и блестящее, после того как раз десять покрутишь туда-сюда их серебристые конечности.

– Час назад здесь все было чисто, но Лиллис любит играть повсюду.