— Ангельское создание — это вы?

— Представьте!.. Хотя многие считают меня едва ли не чудовищем.

Полковник с улыбкой изучал Филимонова.

— Полагаю, вы сегодня пережили некий скандал.

— Вчера!.. Вчера молодая прима, которую я открыл, пестовал, воспитывал, любил… да, любил! Как отец, как единоутробный брат, как… Она вдруг вчера хлопнула дверью и укатила черт знает с кем черт знает куда. Нет, вы представляете эту смазливую и бездарную сволочь?

— Выход?

— Выход — либо повеситься, либо растить новую подобную дрянь! Боже, как я горюю… по сей день горюю о бывшей моей любимице мадемуазель Бессмертной! Хотя и она тоже была редкой дрянью! Тоже влюбилась в некоего прохвоста и в итоге погубила и себя, и едва ли не театр!.. Вы помните мою ярчайшую Таббу Бессмертную?

— Разумеется помню. Где она сейчас? Какова ее судьба?

— Бог ее знает. Одни сказывают, будто осталась приживалкой в доме княжны Брянской. Другие — будто покинула столицу и проживает в провинции. Третьи же… третьи вообще несут полную чушь. Будто бы мадемуазель решилась покончить с собой… Не знаю, не стану врать.

Икрамов, задумчиво поджав губы, постучал пальцами по столу, поинтересовался:

— А господин… который при входе в театр… Он ведь в прошлом артист?

— Артистишко. Бездарный, никчемный… Это ведь именно он пытался застрелить мадемуазель, за что был осужден на пять лет каторжных работ.

— Он желал застрелить госпожу Бессмертную? — изумился полковник. — По какой причине?

— По причине безответной любви. Среди артистов такое, к несчастью, случается, — развел руками директор.

— И вы взяли его снова в театр?

— Не в театр, а подле театра!.. Пусть гоняет чужих и пугает своих.

— Но ведь он преступник, — глаза полковника слегка налились кровью. — Разве можно ему доверять?

— Во-первых, преступник, отбывший наказание. Во-вторых, я ему ни в коем случае не доверяю. А в-третьих, холуй, до конца дней своих знающий свою вину, — лучший из холуев!

— А он может что-либо знать о госпоже Бессмертной?

— Пока ничего не знает. Но я могу его сориентировать. — Директор закурил ароматную сигару, прищурился от дыма. — Вы ведь пришли в театр именно по этому вопросу?

Гость кивнул.

— И желаете конфиденциальности?

— Мне безразлично.

— Неверно, господин полковник. Конфиденциальность здесь весьма важна. Не думаю, что вам следует в открытую марать свое честное и достойное имя. Вокруг госпожи Бессмертной уйма всевозможных домыслов, и в вашем положении их следовало бы избегать.

Икрамов поднялся.

— Хорошо, я последую вашему совету.

— Разумно. Я же, в свою очередь, обещаю сохранить наш разговор тет-а-тет в тайне и целенаправить господина бывшего артиста на обозначенное задание.

Икрамов откланялся и покинул кабинет.

Директор вернулся к столу, какое-то время осмысливал состоявшийся разговор, позвонил в колокольчик.

— Изюмова ко мне! — велел заглянувшей секретарше.

…Бывший артист прикатил к воротам дома Брянских на пролетке, рассчитался с извозчиком, направился к калитке, чтобы позвонить.

На звонок вышел привратник Илья, поинтересовался:

— Чего изволите, господин?

— Позови кого-нибудь из господ, любезный.