..
— Мы не так богаты, чтобы покупать заведомо дешевые вещи, — изрекла Надежда истину, заученную с ранней юности. — И потом, ведь это все не на один день, не на месяц и даже не на год. Так что постарайся купить то, что наиболее практично, а следовательно, и по-настоящему хорошо.
— Как скажете, — согласился Валерик. — Вы, тетя Надя, хозяйка, ваше слово решающее...
Надежда села на подоконник, он пристроился рядом.
— В лоджии у нас будут ящики с землей, а в ящиках или дикий виноград, или плющ. Вам что, тетя Надя, больше нравится?
— Мне все равно, — ответила Надежда.
— Моей маме тоже всегда было все равно, — сказал Валерик.
Он редко говорил о матери, и сейчас, мельком взглянув на него, Надежда заметила, как вдруг мгновенно потемнели его глаза.
«Он скучает по ней, — догадалась Надежда. — Немудрено, как же иначе...»
Как бы разгадав ее мысли, Валерик сказал, по-прежнему глядя через плечо вниз:
— Мне мама иногда снится, подходит ко мне, что-то говорит, я всегда утром забываю, что именно...
— Ты скучаешь по ней?
Он кивнул.
— Даже сам не ожидал, что буду скучать. Бывает, иду по улице и ловлю себя на том, что разговариваю с ней. Я ей говорю: «Как же ты могла променять всех нас на хиляка?» А она... Он оборвал себя, потом начал снова: — А она говорит: «А если я его люблю?» А я говорю: «Его нельзя, невозможно любить», а она опять свое: «Люблю, и все тут, и хоть стой, хоть падай». Я и за себя и за нее говорю, спрашиваю, отвечаю, спорю, ругаюсь...
— У меня тоже есть такая привычка, — сказала Надежда.
Когда-то, когда она рассталась с Артемом, ей случалось часами мысленно беседовать с ним. Так продолжалось очень долго, особенно по ночам, в ту пору ей изрядно досаждала бессонница, она лежала в темноте, вперив глаза в незанавешенное окно, и спорила, убеждала, ругала, оправдывалась, все вместе, спрашивая за себя и отвечая за него...
Валерик воскликнул торжествующе:
— У вас тоже, тетя Надя? Вот еще одно доказательство нашей с вами родственной связи!
— А разве ты сомневался, родственники мы или нет? — усмехнулась Надежда.
— Бабушка говорила, не по крови родной, а по дружбе, я ее спросил как-то: выходит, по-твоему, друзья ближе родичей? Она сказала, что иногда именно так и выходит...
— Я согласна с нею, — сказала Надежда.
— Пожалуй, я тоже, — сказал Валерик.
Уже спускаясь вниз по лестнице, Надежда спросила:
— Может быть, ты бы собрался, поехал бы на каникулы навестить маму?
Валерик обогнал ее, перескочил через несколько ступенек вниз. Остановился, обернулся к ней:
— А что, я уже успел вам надоесть?
— При чем здесь надоесть или не надоесть? — удивилась Надежда. — Просто, мне кажется, тебе бы хотелось повидать и ее и сестренок...
Валерик пожал плечами:
— Как вам сказать, тетя Надя, иногда очень хочется, и ее бы увидеть, и девочек, они, наверно, уже здорово выросли за это время. А иногда вспомню, что придется еще и хиляка увидеть, и думаю, нет, никакими коврижками меня обратно в Миасс не затащить...
Он сбежал еще на несколько ступенек.
— Вот отца хотелось бы увидеть. — Помолчал, добавил негромко: — Очень хотелось бы...
— Может быть, когда-нибудь еще свидитесь друг с другом, — сказала Надежда.
— Все может быть, — согласился Валерик.
Выбежал из дверей во двор, нагнулся, поднял камешек с земли. Размахнувшись, закинул камешек.
— Тетя Надя, вот как я его далеко закинул, посмотрите... — И, как показалось Надежде, весело, пожалуй, чересчур весело рассмеялся. |