Семен вышел с Плюшкой, очень быстро вернулся, на сердце было неспокойно, как там Леля одна, но она по-прежнему сидела на своем высоком стульчике за столом. Увидев его, спросила:

— Мама?

— Мама сейчас придет, — сказал Семен. Но Леля не поверила ему и заревела в голос.

Семен выбежал в коридор, схватил телефонную трубку.

Маша спросила сразу:

— С кем Леля?

— Со мной, — сказал Семен.

— Это не дело, — сказала Маша.

— А что ты мне посоветуешь? — спросил Семен. — Куда мне ее?

— Давай ее ко мне, у меня подруга все время дома, ей у нас будет хорошо.

Семен почувствовал, как на сердце у него сразу стало легче. Не легко, разумеется, но значительно легче, в самом деле, это Маша хорошо придумала. Так, как надо.

Он осмелел и спросил:

— Возьми тогда Плюшку тоже, ладно?

— Валяй, приводи свою Плюшку, — согласилась Маша.

Семен положил трубку и только тогда подумал, что так и не вспомнил о матери, как не было ее у него никогда. Может, и вправду не так уж не права Лена, когда говорит, что хуже ее свекрови трудно отыскать человека...

Он положил Лелю в коляску, собрал немного белья в небольшой чемодан, нацепил поводок на Плюшкин ошейник и отправился в Большой Власьевский переулок, к Маше.

Ему не приходилось еще бывать у нее, и он удивился, увидев старый арбатский особнячок, сохранившейся еще с давнего времени, с узкими окнами и жестяным флюгером в виде петуха на крыше.

Маша встретила его в дверях, провела в дом, он увидел две маленькие, жарко натопленные (в углу, в коридорчике топилась печь-голландка, выложенная старинными изразцами) комнатки. Полы застланы домоткаными половичками, широкая кровать и две кушетки, на которых лежали одинаковые льняные покрывала. На подоконниках цвели алая и лиловая герань, а над ними возвышался огромный куст столетника.

— У тебя уютно, — сказал Семен, оглядываясь вокруг.

— На том стоим, — сказала Маша, — а вот и моя подруга, Валя, познакомься.

Невысокая женщина, как видно, постарше Маши, вошла в комнату, застенчиво улыбнулась Семену.

— Располагайтесь, — сказала, — будьте, как у себя дома...

Она выговаривала слова не по-московски, на «о». И вся она казалась провинциально-уютной, патриархальной и в отличие от Маши какой-то, как подумал Семен, негромкой...

— Я к вам почти со всей семьей, — сказал Семен, — и с дочкой, и с собакой...

Помрачнел, подумав о том, что вовсе не вся семья в сборе.

— Как вашу дочку зовут? — спросила Машина подруга.

— Левя, — ответила Леля.

— А меня тетя Маша, — сказала Маша, — а ее — тетя Валя.

Леля протянула руки к Маше.

— Ах ты, моя детка, — растроганно проговорила Маша. — Устала, наверно?

Леля подумала и зевнула.

— Надо ее уложить спать, — сказала Валя.

— Сперва пусть молока попьет, — сказала Маша.

Позднее она вышла проводить Семена.

— Не беспокойся ни о чем, будем за дочкой твоей следить в четыре глаза...

— Можешь себе представить, я ведь сразу о тебе подумал, — сказал Семен, — ни о ком другом, даже не о матери, а только о тебе.

Смуглые щеки Маши снова, как и тогда, в тот памятный раз, покрылись неярким румянцем.

Глядя в сторону, она сказала:

— И о собаке не тревожься, будем с нею гулять, сколько положено.

— Только не потеряйте ее, Лена эту собаку ужасно любит...

— Не потеряем, — пообещала Маша.

Вечером после работы он отправился в больницу к Лене. Маша сказала:

— Пошли вместе, я здесь погуляю, тебя подожду.