Он привязал его одним концом к толстой ветке, а другой пропустил через свой рукав и тоже завязал крепким узлом на соседнем суку. Теперь не упадет и во сне!
Ночь казалась поначалу не очень холодной, он был защищен от ветра густой листвою, но спал плохо, просыпался чуть не каждые пять минут. И, когда пробуждался, ему становилось холодно и бесприютно. У него не было часов, но по расположению луны он видел, каким коротким был каждый отрезок его сна.
Огни в долине погасли.
Он дремал, он дрожал от холода, просыпался, опять засыпал. Съел остатки пищи. Снова дремал и дрожал от холода…
Он окончательно проснулся. Ярко светила луна. Почувствовал, что промерз до костей. Голова провалилась сквозь ветви, откинулась назад, он видел край плоскогорья, оно начиналось над ним футах в тридцати. Рука, вдоль которой была пропущена веревка, затекла, он ее почти не ощущал. Шея окаменела.
На плоскогорье, в лунном свете, он увидел человеческую фигуру.
Человек спускался с плато, вдоль канавы, вдоль русла ручья, к торфяному участку.
Наверно, из тех, которые были с собаками? Пускай они напустятся на кабана, я не против. Пускай прогонят подальше.
Он переменил позу, руке и голове стало легче.
Темень то отступала, то наступала — когда тучи наползали на лунный диск. Ручей журчал среди камней по дну канавы.
Каменная осыпь пришла в движение — он увидел это, прежде чем услышал, как мелкие камешки ударились о воду, изменив ее звук и подняв множество пенящихся пузырей, которые засеребрились в лунных лучах.
Тут проходит одна из овечьих троп — над ручьем, мимо корней дерева, на которое он взгромоздился. Вон там она сворачивает. Он уставился в сторону поворота.
Сейчас, наверно, покажутся овцы? Или опять этот кабан?
Он услышал совсем новый звук, очень близко, смешанный с журчаньем воды. Он слышал его, монотонный, повторяющийся снова и снова — это был человеческий голос, напевающий, мурлыкающий, выводящий какой-то мотив, слов, кажется, не было. Но это была песня.
Он просунул голову между листьев.
У подножья дерева сидел человек.
Тьфу ты! Кто еще такой?!..
Человек перестал петь, но уходить не собирался. Он сидел, свесив ноги над краем канавы, сдвинув на затылок шапку.
— Славная ночь, правда?
Он вытер нос рукавом куртки.
— Славная ночь, — повторил он снова. — Да. Славная. Для этого времени года…
24
— В самом деле, хорошая ночь, — сказал Гув.
— Оставь меня в покое!
— Слезай оттуда, парень.
— Мне здесь хорошо.
— Ты нужен…
— Я никому не нужен, и мне никто не нужен.
— Тогда, значит, ты самый богатый из всех на свете, — сказал Гув. — Как же ты распорядишься своим богатством?
— Я ухожу. Завтра в это время я буду в Бирмингеме, и вы меня больше никогда не увидите.
— Ты нужен дома. Уже скоро утро.
— Оставь меня, я сказал. С меня довольно. Забирайте все свои игрушки — привидения и все остальное… Я ушел от вас.
— Ты не можешь уйти, — сказал Гув. — Тебе нужно все это.
— Ничего мне не нужно! Я чуть не свалился с этой скалы и потом наступил на кабана — и то ничего! Вот как мне все это нужно! А ты тоже смотри не наткнись на него. У него есть парочка неплохих клыков…
— Он просто преграждал тебе путь из нашей долины, — объяснил Гув. — Не хотел, чтобы ты ушел.
— У него и в мыслях такого не было!
— Нужно было сразу идти к Черному Пристанищу, — сказал Гув. |