Изменить размер шрифта - +
Я разгладила последнее на одеяле. Когда вернется Селено и остальные, я покажу ему каждое, покончу с вопросами о моих ошибках. Меня не заботил результат. Я не надеялась на прощение или доверие. Я просто хотела, чтобы он все понял.

Сначала я расхаживала, чтобы не уснуть, ходила из одного конца комнаты в другой с тревожными мыслями. Ноги стали цепляться за ковер, все расплывалось перед глазами от усталости, и я села на край кресла. Я заставляла себя думать о чем-то научном, этим оказалась моя работа. Хоть это было годы назад, я все еще помнила методы и описание. Когда я добралась до выводов, я поняла, что голова лежит на спинке кресла. А часть с вопросами смешалась с игуанами и песней на корабле:

Я жду, глядя на бурю.

Вы тяните, каждый свой трос.

В одиночку в буре хуже.

Поднимайте, а потом вниз.

Когда глаза снова открылись, шторы на окне озарял серый свет, Селено сидел на кровати, скрестив ноги, и читал мои письма, держа их в руке.

Я выпрямилась слишком быстро, шея заболела. Я резко вдохнула, он поднял голову.

— Доброе утро, — сказал он.

Я расправила плечи и выбралась из кресла.

— Когда ты вернулся?

— Пятнадцать минут назад. Думаю, Элламэй хотела приковать меня к кровати, но корабли близко, так что она занята, — он пошевелил сапогами. — Приятно двигаться свободно.

Я стояла в паре шагов, изучала его взглядом. Он был в одежде из пещеры, но чистой и выглаженной. После нескольких дней в мокрых ночных рубашках Люмена было приятно видеть его в черном болеро и с темно-красным поясом. Он напоминал себя сильнее, чем за недели, и дело было не в одежде. Его щеки были румяными, может от часов на зимнем воздухе. Его волосы свободно обрамляли голову.

— Ты смотришь на меня, как на образец под стеклом, — сказал он.

Я встряхнулась, смущенная резким пробуждением и его переменой.

— Я не ожидала… ты хорошо выглядишь.

— Я ощущаю себя ужасно, — сказал он спокойно, шурша моими письмами. — Меня три раза стошнило, два раза по пути наверх, и один раз на спуске. В голове словно гнездо голубей, и я бы проспал еще месяц, — он прищурился, глядя на страницу. — Но почему-то сейчас меня это не беспокоит, — он поднял голову, взгляд был ясным. — Я видел петроглифы, Джемма.

Я замерла, он опустил письма и похлопал по матрасу рядом с собой.

— Сядь со мной, — сказал он.

Я помнила наш прошлый разговор, но обошла кровать и устроилась рядом, оставив между нами фут пространства. Мы смотрели на огонь, что почти догорел, остались лишь сияющие угольки в камине.

Он вытащил из-за болеро смятый пергамент. Я увидела край символа, нарисованного углем, но он не развернул пергамент сразу. Он медленно повернул его пальцами. Волнение в голове боролось с усталостью, я даже не могла изобразить нетерпение. Я просто устала.

— «Мы — создания Света, — сказал он, — и мы знаем, это несовершенно». Тут Кольм записал правильно.

— А дальше? — спросила я. Слова перед его титулом, что мы не могли расшифровать. Что терзали меня и водили по трем странам ради смутных возможностей.

— А дальше, — сказал он, отмеривая слова, словно все еще переваривал это, — говорится: «При правлении седьмого короля каньонов, один поднимется и принесет богатство и процветание на тысячу лет».

Я повернулась к нему лицом. Он смотрел на огонь сияющими глазами.

— При правлении? — повторила я.

Он поддел пергамент пальцем и расправил. Его почерк был не таким ровным, как у Кольма, символы были уверенными и смелыми, их значение было ясным.

Быстрый переход