В хижине было не теплее, чем снаружи, и мы втроем с сумками заняли почти все место на полу. Мама вытащила сумки с едой, отдала мне мешок с сушеным мясом. Я протянула его Селено, он отвернулся. Мама фыркнула, ее дыхание облачком пролетело рядом с лампой.

— Нет смысла голодать, — сказала она.

— Я не смогу это переварить, — сказал он.

— Тебе нужно что-то съесть, — сказала я. — Сегодня мы шли полдня, но завтра будет весь день.

— Я не могу, Джемма, — раздраженно сказал он.

— Вот, — я порылась в сумках. — Возьми еще шарик имбиря, а потом немного кедровых орешков. Может, это подойдет.

— Почему ты не можешь оставить меня в покое? — сказал он, отвернув голову.

Я замерла с шариками имбиря, задетая. Мама фыркнула.

— Потому что она пытается не дать тебе упасть, неблагодарный ребенок.

Он медленно повернул голову к нам, посмотрел в глаза моей маме.

— Я бы попросил говорить «Ваше величество», если не хотите говорить «мой король».

Она жевала полоску мяса и смотрела на него.

— Проблема не в титуле. Дело в том, как ты его носишь.

Он хмуро смотрел на нее.

— Зря я надеялся, что пять лет в тюрьме изменили ваши взгляды.

— Десять лет, мой знаменитый король.

Моя попытка успокоить их не сорвалась с языка, я посмотрела на нее.

— Десять лет?

Она все еще смотрела на него.

— А ты ошибаешься в эффективности тюрьмы, если думаешь, что пребывание в заброшенных шахтах смягчит взгляд на потуги монархии.

— Шаула говорила, что было пять лет, — сказала я ей. — Она давала мне документы об освобождении.

— Перед тем, как объяснила, что мы больше не увидимся, наверное, — сказала мама, вытирая руки о штаны. Она подцепила рукав пальцем и показала татуировку. — Изначальный приговор был пять лет. Судья не хотел давать больше за несерьезные обвинения. Но потом меня предупредили, а срок удвоили.

М от Месы была окружена рядом из десяти крестиков — вертикальные линии делали в начале приговора, а горизонтальные добавляли каждый год. Их было десять, и вторая группа из пяти была темнее и не такой размытой, словно их нанесли позже.

— Видимо, нашли больше показаний против вас, — сухо сказал Селено.

Она криво улыбнулась ему и опустила рукав.

— Уверяю, они нашли все возможные обвинения, чтобы слепить приговор.

— Но доказательства были, — возразил Селено. — Вы признались, что подстрекали действия мятежников.

— Польщена, что ты столько знаешь о моих политических проблемах.

— Вы — моя теща, — пылка сказал он. — Моим долгом было знать.

— Каким бы ни был мотив, ты прав, — сказала она. — Против меня было стопроцентное доказательство. Я была мятежницей тогда, ею и осталась. Я встречалась с остальными каждый месяц, чтобы обсудить огрехи Пророчества, это, кстати, моя сестра использует в работе. Но пять лет дают мятежникам, что зашли дальше воплей о теории, а десять лет — за нанесение тяжкого вреда Алькоро и его жителям. Нет доказательств, что я участвовала в таком.

— То есть, ваш срок продлили без доказательств? — спросил Селено. — Но такое заметили бы, и на это ушло бы время.

Она порылась в мешке с кукурузным печеньем.

— Нет, если событиями управляет Прелат.