— Когда-то только на это я и могла рассчитывать.
Она нахмурилась, но молчала, пока мы устраивались спать.
Я проснулась утром и услышала хруст ее шагов по снегу. Я села, щеки болели от холода.
— Я чую дым, — сказала она. Наш костер едва горел. — Я просто хотела проверить.
— Что-то увидела?
— Ели слишком густые, чтобы рассмотреть. Но я не слышала голоса, не заметила признаки лагеря, — она пожала плечами. — Может, это лесорубы, может, мне показалось. Растолкаешь нашего короля?
Селено был на боку спиной ко мне, я сжала его плечо, и он издал тихий стон. Я перевернула его на спину. Он снова был потным, волосы прилипли ко лбу под капюшоном. Он приоткрыл глаза.
— Джемма?
Он бездумно произнес мое имя в тумане сна без слоев горечи. Сердце сжалось, ведь это звучало так нежно, словно мы просыпались в замке. Иллюзия длилась миг, а потом он нахмурился.
— Джемма, — мрачно сказал он.
— Пора вставать, — сказала я. — Нужно идти.
Он попытался отвернуться.
— Я едва спал.
— Знаю, но мы думаем, что нас могут преследовать. Лучше спешить.
Он согнулся, издав стон.
— Желудок.
Я услышала вздох матери за собой, она собирала сумки.
— Я дам имбирь, — сказала я.
— Это не поможет.
Я не хотела медлить, рисковать, так что дала ему еще пилюлю, которую он принял, жалуясь. Мама шумела сильнее, чем требовалось, и мулы прижали уши к головам, когда она вешала сумки на их седла. Мы забрались на их спины и поехали под тяжелым серым небом.
Мы не уехали далеко, миновали меньше четверти мили, когда стало слышно звук рвоты. Селено свесился с мула, его тошнило, и зверь переминался из-за перемены веса. Я добралась до него, схватила поводья и край плаща. Мама обернулась в седле.
— Опять плохо? — спросила она.
Я придерживала его, сунула руку под его рукав. Пот был на его лбу, но он сильно дрожал.
— Тебе холодно? — спросила я.
Он согнулся и хрипло дышал.
— Холодно.
— Я достану одеяло, — сказала я.
— Нужно остановиться, — сказал он, держась за желудок, жмурясь.
— Мы не можем, Селено.
— Я не могу продолжать.
Я слезла с мула и пошла за одеялом в сумках мамы.
— Мы поедем медленно. Хочешь что-нибудь съесть? Еще имбиря?
— Не могу.
Мама сжала губы, когда я подошла к Шашке и вытащила одеяло. Ее не радовал жалкий вид короля.
— Не смотри на меня так, — сказала я ей.
— Почему это? — спросила она.
Я пошла с одеялом к Селено.
— Так ты похожа на Шаулу.
Я укутала его плечи, мы поехали дальше, мулы двигались по извилистой тропе все выше. Земля обрывалась справа, обрамляла панораму снежных вершин, но я не могла восхищаться красотой природы, как пару дней до этого. Я смотрела на Селено, он покачивался, потом горбился в седле, одно время даже прижимался лбом к шее мула. Мама уезжала все дальше, хоть постоянно замедляла Шашку.
Его снова стошнило, и я не успела к нему вовремя. Он съехал, чуть не свалился со спины мула. Он рухнул на ноги, колени тут же согнулись, и он оказался под мулом. Я спрыгнула со своего и увела его мула, пока Селено тошнило прозрачной жидкостью на снег.
Мама ругалась вдали, повернула Шашку и присоединилась к нам.
— Что с ним такое? — спросила она. — Ты давала ему имбирь? Уверена, что это все нервы?
Селено ответил быстрее меня, голова все еще была опущена:
— Это не только желудок! Голова, грудь… ноги сводит, руки дрожат. |