«Бесполезным костылем? Паутина?» — Ты понимаешь людей и без таких вещей, да? — спросил он.
Турлоу посмотрел на его лицо, будто приготовившееся к защите. В его вопросе перемешались пафос и мольба. Ответ должен быть спокойным.
— Пожалуй, — сказал он, — вы так долго играли роль, что почти превратились в своего персонажа.
«Играл роль?» — удивился Келексель, пытаясь отыскать другое значение слов туземца. На ум ничего не пришло. Он сказал:
— Мое механическое устройство еще ни разу не давало сбоев ни с одним человеком.
— Каким безопасным это должно было сделать ваше будущее, — усмехнулся Турлоу. — Насколько определенным! Зачем же тогда вы здесь?
«Зачем я здесь?» — в который раз подумал Келексель. Теперь он отчетливо осознал, что причины, которые казались ему столь убедительными, всего лишь оправдания. Он начал сожалеть об этом противостоянии, ощутил себя обнаженным перед этим Турлоу.
— Бессмертный чем ни перед кем не отчитывается! — сказал он.
— Вы действительно бессмертны?
— Да!
Вдруг Турлоу безоговорочно поверил ему. В незваном госте было что-то, какое-то говорящее само за себя качество, которое противоречило притворству и лжи. Столь же внезапно Турлоу осознал, зачем Келексель пришел к нему. Догадавшись об этом, он задумался о том, как же ему сказать об этом.
— Бессмертный, — сказал Турлоу. — Я знаю, зачем вы здесь. Вы — точно человек, взбирающийся на отвесный утес. Чем выше вы взбираетесь, тем ниже придется падать — но до чего же привлекательной кажется глубина! Вы пришли сюда потому, что боитесь случайности.
Келексель сосредоточился на этом слове: Случайность!
— Для чема не существует такой вещи, как случайность, — усмехнулся он. — Чемы гуманны и разумны. Возможно, наша первоначальная разумность действительно случайность, но после этого не случайно ничто. Все, что происходит с чемом с момента, как его вынимают из кюветы, — это то, что он намеревается совершить.
— До чего же упорядоченно, — сказал Турлоу.
— Разумеется!
— Какая непревзойденная четкость, — сказал Турлоу. — Когда эта идея становится реальностью, из нее уходит жизнь. Попробуйте сделать такое с человеком, и он станет живой эпиграммой… а после смерти выяснится, что эпиграмма была неверна.
— Но мы не умираем.
Келексель начал смеяться. До чего же прозрачен этот Турлоу, как просто положить его в споре на обе лопатки! Он прервал смех, сказал:
— Мы зрелые существа, которые…
— Вы — не зрелые, — сказал Турлоу.
Келексель уставился на него, вспомнив, как Фраффин как-то сказал то же самое.
— Мы используем ваш род для развлечений, — сказал он. — Мы можем жить вашими жизнями без…
— Вы пришли сюда спросить о смерти, поиграть со смертью, — сорвалось с языка у Турлоу. — Вы хотите умереть, и в то же время вы боитесь умереть.
Келексель сглотнул, ошарашенно глядя на Турлоу. «Да, — подумал он. — Вот почему я здесь. А этот знахарь разглядел меня насквозь». Его голова почти сама по себе предательски кивнула.
— Ваше механическое устройство — это замкнутый круг, змея, которая кусает собственный хвост, — продолжал Турлоу.
Келексель нашел силы возразить:
— Мы живем вечно посредством ее психологической правдивости!
— Психологическая правдивость! — фыркнул Турлоу. |