Спартак не понимал, откуда Катилина узнал некоторые тайные знаки и слова, однако, вполне убедившись, что Катилина действительно знал все,
ответил ему на пожатие руки и, спрятав на груди - под тунику - данный ему кошелек, сказал:
- Я так взволнован и восхищен твоим поступком, что не в силах достойно отблагодарить тебя, благородный Катилина. Но завтра, если ты
согласен, я приду вечером в твой дом выразить всю мою признательность.
Спартак подчеркнул последние слова, сделав на них особое ударение, и взглядом дал понять это патрицию, который кивнул в знак согласия.
- В моем доме, Спартак, ты будешь всегда желанным гостем. - А теперь. - прибавил Катилина тотчас же, обратившись к Требонию и остальным
гладиаторам, - разопьем чашу фалернского, если только эта конура может оказать гостеприимство фалернскому вину.
Фалернское вино было вскоре испробовано и найдено довольно хорошим, хотя и не настолько старым, как можно было желать.
- Как ты его находишь, славный Катилина? - спросила Лутация.
- Вино недурное.
Устремив широко раскрытые глаза на стол и машинально вертя “ оловянную вилку между пальцев, Катилина долгое время оставался безмолвным и
неподвижным среди молчавших сотрапезников.
Судя по кровавому блеску, появлявшемуся в его зрачках, по дрожанию руки, по нервным сокращениям всех мышц и по внезапно вздувшейся большой
вене, которая пересекала его лоб, в душе Катилины происходила страшная борьба и в мозгу роились грозные замыслы.
- О чем ты думаешь, Катилина? Что тебя так сильно огорчает? - спросил, наконец, Требоний, услышав его вздох, похожий на рычанье.
- Я думал, - ответил Катилина, - что в том году, когда было налито в кувшин это фалернское вино, был предательски убит в портике своего
дома трибун Ливии Друз, подобно тому, как за немного лет до этого был убит трибун Луций Апулей Сатурнин, как еще ранее были зверски зарезаны
Тиберий и Кай Гракхи - две величайших души, которые были украшением нашей родины. И всякий раз за одно и то же дело - за дело неимущих и
угнетенных, и всякий раз одной и той же преступной рукой - рукой бесчестных аристократов.
И после минуты раздумья он воскликнул:
- И неужели написано в заветах великих богов, что угнетаемые никогда не получат покоя, что неимущие никогда не получат хлеба, что
человечество всегда будет разделено на два лагеря - волков и ягнят, пожирающих и пожираемых?..
- Нет! Клянусь всеми богами Олимпа! - закричал могучим голосом Спартак, ударив кулаком по столу.
В то время, как происходил этот разговор, в передней комнате шум и крики все усиливались, соответственно количеству вина, которое было
поглощено находившимися в ней пьяницами:
Вдруг Катилина и его сотрапезники услышали крики:
- А, Родопея! Родопея!
При этом имени Спартак вздрогнул всем телом. Оно напомнило ему родную Фракию, горы, его дом, его семью. Несчастный! Сколько разрушенного
счастья! Сколько сладких и печальных воспоминаний!
- Добро пожаловать, добро пожаловать, прекрасная Родопея! - кричали разом десятка два пьяниц.
Родопея была красивая девушка двадцати двух лет, высокая и стройная, с чистым лицом, правильными чертами, с очень длинными белокурыми
волосами, с живыми и выразительными голубыми глазами. |