Изменить размер шрифта - +
Узнавать, как это выглядит ночью, желания вовсе нет, и я в отчаянии хватаюсь за голову.

И меня осеняет. Окно! Конечно же.

Быстро встаю и двигаюсь к мелкому окошку по которому бьет все тот же пронизывающий холодом ливень. Но мне без разницы. Даже плевать, что второй этаж. Меня ждут, и я хочу извиниться перед Джудит за ту сцену.

Но, кажется, не только я вспомнила о такой выгодной мелочи. Ключ в дверях заскрипел, заставляя замок щелкать. Дрожащие пальцы с трудом справились с простой защелкой на раме. Он вбегает в комнату как раз в тот момент, когда я перекидываю ногу без обуви через подоконник.

— Помогите! — меня не надо уговаривать, чтобы покричать.

— Упадешь!

— Аааа, пусти!

Но опять, попытка не увенчалась успехом. И через пару секунд я вновь на полу.

— Да что тебе надо? Иди, спасай кого-нибудь другого. Почему я?

— Где твои родители, Эйприл?

Лицо перекашивает от одновременно непонимания и злости. Вскакиваю на ноги, готовая ударить его в лицо.

— Да какая тебе разница?

Он спокоен на вид, только потому, как он часто и глубоко дышит можно понять, что это не так.

— Ты хочешь сказать им тоже на тебя наплевать?

— Да! — выкрик получается резкий.

Он какое-то время молчит, видимо, так подталкивая меня продолжать.

— Эти гады бросили меня, как и все остальные. Им дела не будет, даже если я умру.

— Этого не может быть, — Натан немного сердито, не веря, сдвигает брови.

Мужчина медленно отходит к двери спиной вперед, опасаясь, что я опять сорвусь. Он молчит и, кажется, о чем-то судорожно вспоминает.

— Я ведь тебя помню. Ты приходила с матерью в нашу больницу около четырех лет назад, — от этих его слов у меня все стынет внутри. Нет. Только не это. Неужели он знает? — Сидели на стульях счастливые, разговаривали. Я сразу узнал твою мать, она не сильно-то изменилась, а потом и тебя. Ты была беременна. Срок не маленький, ведь я издалека увидел твой круглый живот. Жаль, не получилось подойти и поздороваться.

Меня начинает колотить больное прошлое. И нижняя губа дрожит от уже еле сдерживаемых эмоций.

— Что случилось?

— Не твое дело, — жалко и неуверенно.

— Где твой ребенок?

— Замолчи.

— Ты героиновая мать? Оставила малыша родителям, а сама во все тяжкие? Почему?

— Заткнись, кому говорю, — мой тон низок и злобен.

— Да? Ты его бросила? Где он?

— УМЕР! — одним громким выкриком срываю голос. — МОЙ СЫН УМЕР!

Глаза наливаются горячими слезами, мне больно держаться, больно дышать, жить больно. Только от этого хочется умереть, забыться вечным сном. Не дышать, не знать, не чувствовать. Сколько раз я пыталась когда-то наложить на себя руки. И Натан видел шрамы у меня на запястьях. Два ребра были сломаны, в попытке разбиться на машине. Под волосами не видно шрама. Сколько раз я травилась таблетками? А сволочь жизнь, все не хотела отпускать меня. Зачем я ей? Зачем она мне?

Палмер замирает, он стоит с приоткрытым ртом, глаза его широко распахнуты. Он шокирован.

— Сукин сын, ты слышал?! Оставь меня в покое!

Задыхаюсь, сквозь слезы, падая на колени, раздираемая ненужной памятью.

— Я…

Уже не слышу, что он там говорит, упираюсь лбом в шершавое ковровое покрытие и обнимаю себя руками. И кричу сорванным, сиплым голосом куда-то в пол.

Как же я ненавижу себя.

Он безмолвно уходит, а приведенный в движение электрический моторчик опускает уличное металлическое жалюзи.

Комната с ракетами становится моей тюрьмой.

Быстрый переход