– Здравствуйте, здравствуйте, а мы уж волновались, что вы не придете.

– Кто это «мы»? – мгновенно насторожилась подруга.

– Ну, как же, все соседи собрались послушать московских знаменитостей.

Вот так номер: жил, жил и помер… ну ладно, собрались, так собрались. В просторной кухне (не то, что наша), за столом собралось шесть человек, единственным знакомым лицом была тетка с граблями, подсказавшая нам дорогу к магазину. Юрий принялся нас знакомить, говоря, как кого зовут, но я не слушала, зная, что все равно не запомню, а рассматривала собрание, надеясь распознать сектантов. На первый взгляд все казались милейшими дачниками. И с чего мы вообще решили, что в этом садово-огородном товариществе непременно притаились сектанты? Надо двигать к ним в общину напролом, да и всех делов, мол, грибы собирали, заблудились, не нальете ли кагору причаститься?

Тем временем лопоухий дяденька по имени не то Алексей, не то Анатолий, откупорил наше вино и разлил по стаканам. Я не знала, употребляют ли алкоголь члены этой, конкретно взятой секты, но в данном случае пили все. Не успело вино пройти по пищеводу, как «тетушка с граблями» стала требовать поэзии. Ну, раз так хочется, извольте получить. Я пошла на сцену первой, зная, что если не вылезу сейчас, не решусь и потом. Воцарилась тишина, раздавалось только тиканье часов. Откашлявшись, я приняла элегантную позу, выставив ногу вперед, и завела шарманку:

Ну и дальше еще шесть куплетов. Закончив, практически без паузы, взялась за апельсины и Марокко. То ли от волнения перед обширной аудиторией, то ли еще неизвестно почему, но отчего-то слова у меня получалось растягивать как-то по-особому зловеще. Должно быть, у народа от моих мароканских страданий прямо в жилах стыла кровь, по крайней мере, слушали меня в гробовом молчании, никто даже не пошевелился.

Покончив с апельсинами, принялась за следующее, решив после этого произведения предоставить слово Тае.

Я так вошла во вкус, что собиралась прочесть еще штуки четыре, но Тая уже принялась сигнализировать, мол тоже хочет насладиться минутой славы. Закруглившись, я красиво поклонилась, едва не врезавшись лбом в спинку стула ушастого дяди. Народ захлопал, на доброжелательных лицах по-прежнему было одно лишь доброжелание, должно быть публика еще не переварила мое творчество.

– А теперь, разрешите вам представить поэтессу Таисию Ливанову! – торжественно, как на сцене колонного зала дома союзов, возвестила я.

Опять захлопали. Тайка вылезла на центр кухни, так же, как и я выставила ногу, отклячила попу и завыла:

И, во всем беря пример с меня, так же не делая пауз меж стихами, продолжила в прежней тональности:

Провыв все свои пять стихотворений, она сделала реверанс, и под гром аплодисментов, вернулась за стол.

– Да, замечательно, замечательно, – сказал Юрий, дрожащей рукой разливая по стаканам вино.

– А у вас, наверное, и сборники стихотворные есть? – с опаской поинтересовалась «тетя с граблями».

– Конечно, – небрежно пожала плечами Тая, – по четыре штуки у каждой, жаль, не догадались захватить, а то бы подарили с автографами.

Тетя нервно улыбнулась и заговорила о том, какой же на удивление теплый нынче выдался сентябрь.

Хлебнув вина, Тайка быстро впала в говорливое настроение, и принялась сообщать публике следующие сведения, по ее мнению могущие сделать наши персоны интересными для сектантов. Мы с ней, дескать, круглые сироты, решили стать известными писательницами, чтобы наши непутевые родители узнали о наших сокрушительных успехах, отыскали нас, раскаялись в своем ужасном поступке, упали в ноги, и вот тут-то наступит наша очередь сдавать их в дом престарелых.