|
Мы с ней, дескать, круглые сироты, решили стать известными писательницами, чтобы наши непутевые родители узнали о наших сокрушительных успехах, отыскали нас, раскаялись в своем ужасном поступке, упали в ноги, и вот тут-то наступит наша очередь сдавать их в дом престарелых. Нас все внимательно слушали, тетеньки охали, ахали, дяденьки качали головами и крякали. Гнула Тая не только сиротскую линию, но и намекала на то, что сироты мы, в принципе, состоятельные: ее нешуточно беспокоил курс доллара, и она ко всем приставала с вопросами, в какой же валюте следует хранить сбережения, дабы не остаться на бобах. Я в ее песню не встревала, так, отделывалась малозначительными репликами. Обычно мы с нею врем синхронно и делать это умеем превосходно, так как за долгие годы дружбы практически научились читать мысли друг друга. Но бывает и так, что на кого-то одного снисходит вдохновение и он принимается заливаться брехливым соловьем, тогда второй самоустраняется, дабы не сбить с мысли и не внести сумятицы в стройное повествование. На этот раз Таиску посетило единоличное озарение, поэтому я не вмешивалась, лишь утвердительно мычала, где требовалось.
Посидев с часок, мы засобирались до дому, до хаты, и нас тепло проводили. Я от всей души надеялась, что мы раз и навсегда отшибли у этих приятных людей всякое желание интересоваться нашим литературным творчеством. – Всего доброго, – выйдя за ограду, Тая помахала рукой, и добавила тихонько: – вампиры недобитые. – Чего так? – рассмеялась я. – Противные они все какие-то, лживые притворы, видно же невооруженным глазом. Не удивлюсь, если они все, поголовно окажутся сектантами. Как тебе мой сиротский монолог? – Неподражаемо, как по писанному, но почему ты раньше не сказала, что собираешься заливать про богатых сироток? – Это был экспромт, я подумала, что это будет неплохое дополнение к нашему имиджу. Если все новости и сплетни разносятся по округе в мгновение ока, значит о таком событии, как богатые сироты писательницы из Москвы завтра будут знать уже все без исключения. – Ловко. Слушай, а доски от окон мы так и не отодрали. – Не беда, завтра отдерем. Придя домой, по новой затопили печку, решив следовать инструкциям Юрия и выспаться в тепле. Потом неожиданно вспомнили, что у нас есть пачка пельменей. – Срочно варить! – всполошилась Тая. – Да они уже, наверное, совсем раскисли. Оказалось, что раскисли не совсем. В кружку полкило никак не влезало, поэтому решили приспособить еще и черную кастрюльку. Тая поцарапала ее ногтем, определяя, грязь это или так от жизни тяжелой закоптилась. – Ну? – Копоть. Да такая, ничем не отдерешь. – Ну и ладно, сполосни ее, да ставь на плиту. Пока вода закипала, мы допивали шампанское из открытой бутылки и строили планы на будущее. – Думаю, страдать фигней подобным образом мы можем тут до конца света, – поделилась Тая своими соображениями, – зимовать в этой коробчонке, а потом по снежной целине ползти в Москву с отмороженными ногами, я почему-то не хочу. Плесни-ка мне еще капельку. – Я уже думала на эту тему. Давай сделаем проще. Погода стоит шикарная, наверняка, в лесу полно грибов, сделаем вид, что пошли грибничить, и, как бы невзначай вылезем к общине, мол, заблудились, попытаемся войти в контакт с народом. – А ты знаешь, где эта община? – Мордухины говорили, где-то за просекой. – А ты знаешь, где эта просека? – Походим, поищем. – Сена, у нас у обеих стопроцентный топографический кретинизм, мы заблудимся на самом деле. – А мы аккуратно, далеко заходить не будем, навряд ли тут ужасные дремучие леса, ведь говорил же Юрий, что тут поблизости еще и деревня какая-то. |
