— Почему ты мне не сказал раньше?

— Заладил ты, как кукушка. Потому и не сказал, что твой отец нас из пулемета резал!

— Что?!!

— А то, что он в МЧК служил, и, судя по всему, на нашу разведку работал. А Шмайсер его использовал и как ветошь отбросил! И нам все похреначил, и будущей империи, и Мики лично, и тебе. Всем! И твой отец за его выкрутасы дорого заплатил…

— Что с ним?!

— Хотел его живьем взять, да не успел — он с «хлыста» голову себе разнес очередью. Вот такой у тебя «дружок»! Вологодский его и тебя всеми фибрами ненавидит!

Глухой стон вырвался из груди Фомина. Добрую минуту он раскачивался на стуле, но потом, к великому удивлению Арчегова, собрался. Застегнул воротник и поднялся.

— Я все понимаю. Должен заплатить по этим счетам собственной жизнью, дабы от Михаила Александровича все подозрения и обвинения отвести. Спасибо тебе, Константин Иванович, что говорил ты честно. Искренне говорю. А платить жизнью не боюсь. Я готов!

— Не торопись, Семен Федотович. У тебя еще сутки есть, уладь все дела, напиши письма, — Арчегов встал, коротко поклонился и, не протянув руки, вышел из комнаты…

Варшава

(2 августа 1920 года)

— Они предлагают не мир, а замаскированную капитуляцию. Пся крев! Как же я ошибся!

Пилсудский скривил рот в гримасе — за эти шесть недель, что продолжалось победоносное красное нашествие, он трижды проклял тот день, когда возжелал получить для страны границы 1772 года.

Теперь пора думать не о «Великой Польше», а о том, чтобы его вместе с дурным сеймом не выпнула бы новая Польская советская социалистическая республика, правительство которой, с Дзержинским во главе, уже заседало в Гродно.

То, что произошло на фронте в эти дни, даже разгромом не назовешь, а только катастрофой! Он о таком даже подумать не мог, ведь поляки успешно заняли Жлобин и продвигались к Могилеву и Орше.

Красные же сосредоточили на северном фланге мощный ударный кулак — 2–ю Конную армию из пяти кавалерийских и двух стрелковых дивизий, при поддержке артиллерии, аэропланов и бронеавтомобилей.

Левый фланг 1–й польской армии был раздавлен за три дня, и конная орда устремилась на юго–восток, к Вильно. Это безостановочное движение напомнило Пилсудскому 1914 год, когда французы попытались в центре занять Эльзас и Лотарингию, а немцы глубоко обошли их севернее, через Бельгию. Но тогда Париж удалось отстоять, было «чудо на Марне» — а здесь никакого чуда уже быть не может.

Севернее полесских болот оказались в окружении сразу две польские армии, восемь дивизий. Пути отхода на восток им перекрыла красная кавалерия, на помощь которой пришла литовская армия, давно желавшая свести счеты с поляками. С запада наступала многочисленная пехота большевиков, под командованием бывших царских генералов, безжалостно сметая расстроенных поляков своей массой.

Он попытался спасти положение, взять резервы с юга. Но не тут–то было — там разразилась такая же катастрофа, пусть и с меньшими масштабами.

Удар нанесла 1–я конная армия, более сильная, с множеством пулеметных тачанок и при поддержке бронепоездов. Армия Рыдз–Смиглы оказалась отрезанной в Киеве, прорваться в Полесье смогли немногие, молодой самонадеянный генерал погиб в бою.

Красная кавалерия Буденного устремилась на Ровно и Ковель и через три недели была уже в Брест–Литовске, откуда штаб Пилсудского еле успел выехать, чуть не перехваченный снующими везде разъездами из 2–й конной армии Думенко, что подходила к полуразрушенной крепости с севера. Еле вырвались, «начальник государства» сам стрелял по конным казакам из винтовки, как простой жолнеж.