Шмайсер лишь недоуменно пожал плечами, а Михаил побледнел еще больше, хотя казалось, что это невозможно.

— Костя, ты знаешь почему?

Ермаков пожал плечами, но внутри напрягся — сам вид царя, его бледность, пронзили догадкой — а ведь в той статье, что прочитал за месяц до своего исхода сюда, по всей видимости, написали близко к истине.

— Ты говори, не молчи, чего уж, — прозвучал глухой голос Михаила Александровича. — Говори, я хочу, чтобы ты стал моим другом, а потому между нами не должно быть недосказанного.

— Дело в том, что большевики отпустили вашу жену с сыном лишь после того, как в их руках оказались доказательства того, что ни при каких условиях они не смогут претендовать на престол. А иначе бы их просто убили. Ведь так, Михаил Александрович? Эти доказательства имелись?

Царь вздрогнул и утвердительно мотнул головой. Затем сделал характерный жест: «Ты не останавливайся, продолжай».

— Ваша жена написала некое письмо Гучкову, в котором обращалась к нему как к любовнику. И предлагала посмотреть фотографию сына, дабы тот убедился, кто есть настоящий отец. Ведь так, Мики?!

— Так, Костя, — неожиданно отозвался Михаил. — Мне дали прочитать это письмо…

— Как раз после отречения Николая, — перебил Ермаков, всем нутром понимая, что царь будет благодарен, если все расскажет он. Есть вещи, которые обманутому мужу тяжело вспоминать, а чтобы излагать словами…

— Они вас грамотно обкладывали все эти долгие годы. Алексей болен гемофилией, ты, вступив в морганатический брак, потерял право на престол. Революция не была внезапной, ее долго готовили, в том числе и люди из вашего окружения с братом. И нанесли тебе страшный удар — вот потому-то ты не стал императором. Так ведь?

— Да, мне было тогда очень тяжело.

— Ты испугался, что если это станет всем известно, то ты, как монарх, будешь ославлен, еще бы не понимать позора не только мужа и отца, но и императора. Чудовищный стыд, и ты решил его избежать. В тебе победил человек, и ты забыл, что отвечаешь за целую страну, державу. Тогда еще можно было выправить ситуацию, но ты растерялся и не знал как. А эти сволочи ударили тебе в спину. Потом ты простил жену…

— Да, я простил жену, — глухо отозвался Михаил.

— Потому что любил ее. И эта любовь погубила империю! — безжалостно закончил Ермаков. И неожиданно спросил: — Мики, а подумывал ты в Перми, чтобы где-нибудь укрыться, спрятаться. Ведь у тебя было где?

— Да. Мои туземцы меня бы не выдали. Я думал спрятаться или в Кабарде, или у текинцев. В песках Туркмении меня бы не нашли.

Странно, но царь стал прежним. Будто тот чудовищный стыд, что давил его все эти годы, растаял без следа. Он с благодарностью в глазах посмотрел на Ермакова, даже чуть кивнул.

— Дело в том, что твои убийцы оставили тела и сбежали. А когда вернулись, то Джонсон лежал на земле, а тебя не было. А потому есть большие разночтения в дальнейшем — то тела прикопали, то сожгли в Мотовилихе. Убийцы сами запутались, когда пытались себя выгородить. Но так как ты не давал о себе знать, то в Кремле дружно решили, что тебя нет в живых. Поверили твоим палачам — ведь кто-то из них лгал, но ведь кто-то говорил правду. Так, по крайней мере, и решили.

— А со мной что? — Голос прозвучал растерянно.

— Есть серьезные соображения, что ты укрылся у туркмен. И каким-то образом дал о себе знать барону Унгерну и атаману Семенову. Но время было упущено, они еле удерживали Забайкалье. Эта парочка отнюдь не легковерные люди, их посланцы добрались до тебя и получили твое согласие. Ведь в двадцать первом году Унгерн захватил Монголию и повел казаков на Забайкалье твоим именем.