— Вы видели это оружие, Александр Васильевич?

— Да, и даже стрелял из него. Ручные пулеметы на сошках, чем-то похожие на английские «Льюисы», но компактнее и легче, без кожуха. И автоматический карабин под пистолетный патрон Маузера, они его во время восстания на заводе делали, полтора года назад. Автомат Шмайсера, так, если память не изменяет, звучит фамилия конструктора.

Колчак сделал паузу, а Ермаков в душе принял стойку охотничьей собаки, что, наконец, нашла вожделенную дичь. Но свое растущее нетерпение полковник обуздал — он был уверен, что адмирал расскажет ему все.

— Я распорядился все вывезти, вот только возможностей для производства нового оружия не было. Да и патронов чудовищная нехватка. К тому же американцы обещали наладить поставку пулеметов Кольта.

— И обманули — прислали совершенно негодные «Сент-Этьены»…

— Да, это так, — с нескрываемой горечью отозвался Колчак на реплику Арчегова. — Но и наладить выпуск этого оружия, при нашей бедности технического оснащения — неразрешимая задача.

— Через две недели оружейники обещали изготовить первый образец данного автомата, а к концу месяца освоить мелкосерийное производство. В Иркутске простаивают обозные мастерские, вот мы их и задействовали. Патроны к ним поставят японцы.

После слов полковника Колчак вздрогнул и впервые отвел взгляд в сторону. Ермаков невольно пожалел собеседника — испытать такой стыд не каждому дано. Во время разговора заслуженному адмиралу, неоднократно показали многие промахи и просчеты, которые он допустил, будучи Верховным правителем России. Как котенка, натыкали мордой в лужицу собственной мочи — знай, как пакостить!

— Что вы можете сказать о Шмайсере, Александр Васильевич? — Своим вопросом Ермаков решил отвести Колчака от неприятных мыслей.

— Немецкий офицер, в войну находился в одной из африканских колоний. Михаил Александрович попросил зачислить его на нашу службу в чине капитана. Так же, как другого немецкого офицера, если не ошибаюсь, он принял русскую фамилию своей матери — Фомин, — воевавшего в той же Африке. Я подписал соответствующий приказ. И еще побеседовал с ними — этот полковник Фомин показал удивительный дар предвидения, многое сбылось…

Колчак замолчал, нервно закурил папиросу. Молчал и Ермаков, переваривая услышанную информацию, которая прекрасно дополнила рассказы наскоро опрошенных ижевцев на станции Иннокентьевской.

«Так вот какая у нас Кассандра выявилась. Странные у Михаила Александровича немцы в качестве флигель-адъютантов, с автоматами ППС и пехотными „дегтярями“. Они, вне всякого сомнения, спасли императора в Перми от казни. А оружие говорит об одном — эти немцы такие же „попаданцы“, как азм, грешный, только стволы как-то протащили. Поговорить нужно с ними серьезно», — надолго задумался Ермаков, смоля очередную папиросу, от которых во рту стояла горечь. Но сказал адмиралу полковник совсем иное:

— В нашей Сибирской армии вернулись к императорскому чинопроизводству, — Ермаков лукаво улыбнулся и многозначительно посмотрел на адмирала, поймав взгляд. Сейчас они смотрели глаза в глаза, и что-то дрогнуло в душе бывшего Верховного правителя.

— Вы хотите сказать, — начал было адмирал, но Ермаков перебил его, хотя понимал свою бестактность. Но в данный момент именно она и была нужна, дабы показать искренность.

— Премьер-министр Вологодский сегодня утром отправил Михаилу Александровичу телеграмму с предложением, от которого государь, — полковник надавил на последнее слово, — не сможет отказаться!

— С каким предложением? — Адмирал не удержался от любопытства.