Медью блестят уставленные вперед тараны, кованная медь покрывает бока корабельных башен и медно высверкивают какие-то невообразимые раструбы на них. Это устройства для метания знаменитого греческого огня, каждая брызга которого прожигает тело до кости. ("Что это у тебя все война..." "А что у меня еще в жизни было-то? Сейчас чуть пораньше попробую.") ...Конная фаланга замерла , но из ее рядов, отпустив поводья вырывается бешеный ромей, воющий не хуже берсеркера ("Опять на битву попало..." "Ничего. Это Анемас?" "Да, если Льву Диакону верить. Мне же он, как сам понимаешь, не представился") - вихрем швырнуло в стороны тех, кто заступил ему дорогу, летит чья-то рука вместе с плечом, меч ромея превращается в сияющий ореол... Все темнеет - поле зрения заслонил поднятый щит, потом удар, клинок проходит сквозь брызнувшие щепой доски... Небо опрокинулось, дальше взгляд идет с земли. Кто-то верхоконный заслоняет нас ("Это только ушиб, не рана даже. Броня зело крепка была"), видно лишь его широкую спину, вот он пошатнулся и видно, как с головы его на две стороны падает расколотый шлем - но удержался в седле и всю силу своего удара послал вниз, на затянутую кольчужной сеткой шею вражеской лошади. Валится конь, увлекая за собой всадника - и тут же сомкнулось над ним озеро пехотинцев. ("Асклинд". "Тут вы и побратались?" - "Нет, кровь мы смешали давно, лет десять тому, когда штормом лодью опрокинуло. Плавали мы полсуток, друг друга поддерживая, и не уцелеть бы нам врозь.") Минута за минутой - и месяц за месяцем, год за годом летят в обратном направлении. Не каждый миг блестит железо и льется кровь, далеко не каждый, но все же... ...Дружина расступается, образуя полукольцо, кто-то смеется, кто-то было продолжает разговор, но соседи пихают их в бока - - мол, слушайте. " Аз, Святослав, великий князь русский, аки и отец мой Ингвар и дед мой Хродрик..." ("А на самом деле деда моего, скорее всего, звали Хельге- - Олег то есть. Тот самый, Вещий. Нет, никакой гробовой змеи в конском черепе, все обычным путем. Впрочем, они и сами толком не знали. Это после пира было, когда и не вспомнить - кто, с какой наложницей , от чьего семени... Но если по внешности судить, то и отец мой, и я даже..." "Деда твоего совсем не так звали, а отца - тем более. Не звали, а зовут: они живы. И вот на них ты действительно похож внешне") И вдруг - оба вздрогнули. Горит город, несколько воинов распято держат за руки - за ноги, поднимают над собой женщину. Разрывают на животе одежду, богатое княжеское одеяние Дунайской Болгарии. И над этим животом, огромным животом, уже опустившимся в предродовом ожидании, нависает наша рука с широким лезвием. А рядом стоят трое гридей, один держит иглу с дратвой, двое же других - обезумевшую, извиваюшуюся в руках кошку. Ее и вошьют в утробу женщины на место исторгнутого плода. Мигнув, исчезло изображение. Тот, который был князем, тяжело дышал сквозь стиснутые зубы. На него страшно было смотреть. - Ну что, что, что ты молчишь? Не понравилось, кажется необычным, да?! А это сплошь и рядом в теперешнее время бывает - и с той и с другой стороны, и просто резня, и ТАКОЕ, и похуже... тоже бывает... Андрей помолчал немного. Но когда заговорил, голос его был спокоен. - А зачем,собственно, ты оправдываешься? Я и сам эти годы не в дошкольном учреждении провел, видел и слышал многое, с тобой сравнимо. Твоя дружина ведь на добрую половину состоит из викингов, а оставшиеся нравом не тише, иначе не бывать бы им в дружине - ушкуйник стоит варяга. Мы оба знаем, что викинги, взяв город, подбрасывают в воздух грудных детей и ловят их на копья, даже не из особой жестокости, а так - душу потешить Ну и прочее в том же духе. И все, кроме разве что матерей этих младенцев, считают это если и не совсем рядовым то, в общем, нормальным делом. А отцы уж точно считают: они и сами готовы кое-кого при случае... на копье поймать... (И,как вспышка перед глазами - воспоминание сотни полторы человек стоят на коленях,молятся неслышно. |