Герман Романов. Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала
Спасти Колчака - 1
ПРОЛОГ
Иркутск
(22 декабря 1997 года)
— Эх, Костя, Костя… Гляжу я на тебя и понимаю, что честно служить такому государству нельзя!
Сидевшему на колченогой табуретке мужчине на вид было лет тридцать пять. Застиранный и протертый на локтях свитер, вытянутые на коленках треники и стоптанные шлепанцы вкупе с недельной щетиной и качественный выхлоп от затянувшегося празднования — Сергей в последнее время стал его откровенно раздражать. Особенно выводило из себя постоянное нытье и жалобы на всех и вся. Не хватало еще, чтобы он начал его жалеть!
Вот и сейчас он еле сдержал себя, чтобы не взорваться:
— Так я не государству служил, Серега, а нашему народу! Народу, понимаешь, пусть и звучит это с пафосом!
— Ай! — его собеседник зевнул. — Ты кому рассказываешь? Народу он служил?! Твоему народу чего сейчас нужно? Пожрать послаще, — он похлопал себя по животу, — и…
Характерного щелчка по шее Константин не увидел. Поспешно отвернулся к окну и уставился невидящим взором в мутное стекло.
Против правды, как говорится, не попрешь: выжали как лимон и выбросили. Раньше, когда еще не угасла лютая ненависть к правительству — шайке демагогов, к генералам в сытых и теплых штабах, к бизнесменам, читай — бандитам, которые, как клопы, высасывали все соки из и так обескровленной страны — короче, ко всем, ко всему миру, который отвернулся от него… Так вот, раньше ему было проще, потому что он знал, твердо знал, кто виноват в том, что с ним случилось.
А как иначе? Кто развязал эту ненужную войну? Кто послал его в Чечню? Кто отмывал бешеные деньги на крови русских солдат? Кто их бросил там подыхать? И кто, в итоге, вышвырнул его из армии без копейки и на костылях?
Сначала было больно, страшно больно. Причем боль терзала не столько изувеченное и обожженное тело, сколько душу. И эту боль ничем нельзя было успокоить. Короткое забытье наступало лишь только тогда, когда он отключался после очередной бутылки водки. Запои становились все чаще и сильнее, доза все увеличивалась, а моменты блаженного беспамятства наступали все реже и реже.
А потом… Потом пришлось продать большую трехкомнатную квартиру, оставшуюся от родителей жены, чтобы рассчитаться с долгами, и перебраться в маленькую двушку матери на окраине. Ушла и жена с сыном, отвернулись, забыли все те, кто раньше приходил в их большой и радостный дом. Он остался наедине с собой и своей болью.
— Иваныч!.. — Сергей потихоньку позвал его. — Костя! Ну ни фига себе… Ты обиделся?
— Я тебе девка, что ли, чтобы обижаться! — Константин хмуро повернулся. — Да ладно, проехали!
— Я зачем заходил-то, — Сергей почесал колючий подбородок. — Ленка тут к Новому году мне продуктов подбросила, коробку окорочков, тушенки, там еще консервов разных…
— То-то я вижу, ты уже третий день не просыхаешь!
— Ну, а тебе-то что? Ты ж в завязке уже… — Сергей начал загибать пальцы. — Пятый месяц?
— Пятый-пятый! — Константин пристально глянул на него. — Слушай! Я не понял? Она зачем тебя прислала? Подачки свои опять сует с барского плеча?! Так и передай ей: пусть она сама их жрет, пусть своим баблом подавится и хахаля своего им досыта накормит! Так и передай ей!
— Нет, ну ты точно самурай! Хорошо что еще ножика ихнего у тебя нет, а то порешил бы давно Ленку и себя! — он хотел было расхохотаться, но осекся под взглядом Ермакова. — Ну какого лешего опять взбеленился? Она же от души! Ну, разошлись! Ну, с кем не бывает! Она же тебе помочь хочет!
— Разошлись?! Ты говоришь, разошлись?! Я ее сам выгнал, как только узнал, что она с этим чуркой, с киосочником связалась… — Константин тяжело дышал. |