Видать, его это шинель, а он, стало быть, есаул, раз погон пустой. Меня Серега, видимо, вместе с ним в купе и определил. А сам наверняка с железнодорожниками водочку попивает.
Странная это была какая-то шинель. Длиннополая. И пуговицы странные, край обрезанный, и не такие гладкие, как привыкли пальцы.
— Велико звание у хозяина. Кем же он в их казачьем воинстве приходится? Ну, ничего, вернется, познакомимся! — решил сам про себя Ермаков. — Надо спасибо сказать, что так заботливо укрыл ею меня! Но где же он ночью-то ходит?
Вопрос был обращен в пустоту, да и ответа на него он не ждал, а потянулся за очередной папиросой, чтоб с перекуром помыслить о том целительном скальнике.
Вроде все и ладно складывалось, но не давало покоя, где-то в подкорке крутилось жуткое видение давешнего дня:
— Нет, ну и рожа! Если бы пил, то точно решил бы, что «белочка» в гости наведалась! — Ермаков пускал кольца дыма и разглядывал через них потолок — Интересно, чего это там Цырен в огонь ливанул, что мне такие глюки привиделись? Не морда, а сущий демон, как бишь он там его назвал?
Он попытался напрячься, чтобы вспомнить детали прошедшего дня, но ничего не получалось. Память словно была окутана липкой сетью, которую не удавалось пробить даже методом глубокого погружения.
Использовать другие, более хитрые приемчики, кои были вложены в его мозг и подсознание во время прохождения одного очень полезного спецкурса лет десять назад, он не стал, и на это был свой резон.
— Что-то в последнее время мне моя голова дорога стала. Особенно теперь! — поразмыслил он про себя. — А то получится как кислое молоко в горячий чай: свернутся мозги и амба!
…Он практически не использовал в мирной, если можно так назвать его пенсионерские будни, жизни навыки, когда-то полученные на военной службе. Толку все равно никакого от них не было, разве что в киллеры податься!
Молодой, честолюбивый капитан Ермаков, орденоносец, получивший обкатку в бою, имеющий прекрасные знания японского языка и культуры, естественно, не мог не заинтересовать определенные армейские структуры.
Константина некоторое время спустя выдернули со ставшего уже родным места командира роты и направили на обучение в Общевойсковую академию имени Фрунзе. Дальнейшее назначение на должность командира разведывательного батальона десантно-штурмовой бригады, расквартированной в подозрительной близости от границы вероятного противника, не заставило себя ждать.
А потому для него не стал неожиданностью пришедший вскоре вызов на курсы повышения квалификации армейских топографов. Признаться, он чего-то подобного и ожидал.
Конечно же, под этой топографической бутафорией скрывалась подготовка в спеццентре ГРУ. Там за каких-то шесть месяцев он хорошо поднатаскался в диверсионном ремесле, а заодно укрепил второй базовый язык, благо вероятных противников хватало.
И пошла бы его карьера в гору, если бы не развал «великого и могучего». Те, кто был врагами, стали друзьями, армия развалилась, далеко идущие планы полетели к чертям. Туда же, а вернее — в «горячие точки», сменявшиеся одна за другой, полетел и он вместе со своими перспективами.
Горькие плоды всех этих перипетий он и пожинал последние долгие два года…
…Но теперь он уже не был инвалидом: нога-то — вот же она, целая и здоровая.
И Костя решился и встал. Нога была послушна, крепка и все-все ощущала. И холод, и мусор под ступней, и радость бытия. Так во сне не раз было — он видел себя прежним, снова бегал, дрался, надевал на нее прыжковые ботинки и с парашютом из самолета вываливался.
А утром просыпался, горько смотрел на изуродованное колено и приставленную к кровати тросточку, и только зубы сжимал. Нет, он уже не лил слезы, не жалел себя — перегорело все внутри, душу всю выжгло. |