Штабс-капитан знал, о чем говорил. Он, старый член партии эсеров, уже долго служил в армии и даже был помощником по политчасти у генерала Гайды, чье выступление во Владивостоке месяц назад было подавлено колчаковскими войсками. Но сейчас восстание против Колчака партия начинает повсеместно, и этот реакционер будет безжалостно выброшен на свалку истории. А они будут поддержаны населением и под флагом свободы и демократии не допустят власти узурпаторов-большевиков…

— Там далее для мирного населения написано более определенно, — мечтания Калашникова были прерваны Зоркиным самым безжалостным образом. И штабс-капитан вернулся с небес на землю.

— «Правительство, призывая население к полному спокойствию и подчинению закону и власти, к поддержанию порядка и исполнению долга перед родиной и армией, твердо заявляет, что с настоящего момента всякие попытки сопротивления законной власти будут решительно подавляться. Правительство располагает достаточной силой, чтобы прекратить смуту и обеспечить порядок. Идущие с Востока сильные подкрепления раз и навсегда положат конец подобным выступлениям», — излишне громко произнес последние слова поручик.

— Атаман Семенов действительно двинул на Иркутск большие подкрепления? Что сообщили в последние часы наши чешские союзники? — хоть и говорил штабс-капитан нарочито спокойным голосом, но в нем Зоркин услышал скрываемые нотки страха. И было чего бояться — Семенов не склонен к компромиссам и способен устроить всем демократическим элементам в Иркутске кровавую резню.

— Начальник штаба 2-й дивизии подполковник Бирюля час назад сообщил мне, что на станцию Слюдянка прибыл дивизион бронепоездов ротмистра Арчегова. Его броневики не опасны — блиндированы шпалами, но имеют шесть пушек. Пехоты всего одна рота, плюс сотня спешенных казаков. Судя по всему, уходил из Верхнеудинска в большой спешке, прихватив по пути какие-то учебные команды.

— И что они сейчас делают?

— Стоят на станции. Самогон жрут, а их ротмистр пьяный шатается по вокзалу да орет, что весь Иркутск погромит из пушек.

— У чехов всегда точная информация, стоит верить, — задумчиво потер переносицу Калашников. Это была единственная приятная новость в сплошной череде печальных сообщений, приходивших с правого берега Ангары. Там было худо — контрразведка арестовала в городе три четверти членов Политцентра, и судьба их могла оказаться трагической. И потому надо было срочно принимать предупредительные меры.

— Вот что, поручик. Сразу после выступления полка проведите аресты наиболее влиятельных чиновников правительства, что сейчас в Глазково. Это крайне необходимо для пресечения репрессий.

— Есть, — начальник штаба наклонил голову, соглашаясь. Заложники были необходимой мерой, особенно на случай непредвиденных обстоятельств. В отличие от штабс-капитана, Зоркин обладал изрядным скепсисом по отношению к чешским войскам. Он понимал, что, если последним будет выгодно, они предадут Политцентр так же спокойно, как уже предали и адмирала Колчака, и его никудышное правительство.

И теперь нужно взять власть в свои руки — уже давно разагитированный 53-й полк готов к выступлению. «Война гражданской войне» — этот лозунг партии нашел самый живейший отклик среди военных. Три тысячи солдат, свыше сотни офицеров — все части по эту сторону Ангары станут надежной опорой Политцентра…

Дверь хлопнула, Калашников и Зоркин обернулись к вошедшим — так и есть, пришли члены Политцентра Линдберг и Мерхелев. Пальто были припорошены снежком, щеки раскраснелись от мороза.

— Здравствуйте, граждане! — поприветствовал военных Линдберг.

— Добрый вечер, Марк Яковлевич, — Калашников поднялся со стула.