|
Это были Владимир Карлов, Виктор Смирнов, Владимир Ломоносов и тот же Леонид Греков. Карлов и Смирнов в 60-е годы работали в Калининском обкоме КПСС, после чего Карлов был назначен вторым секретарем ЦК КП Узбекистана (1962–1965), а Смирнов в 75-м дослужился до должности заведующего сектором среднеазиатских республик в том самом Отделе организационно-партийной работы, который теперь возглавил Лигачев. А Ломоносов и Греков в те же 60-е трудились в Калининском райкоме КПСС в Москве, после чего первый был переведен в Ташкент в качестве второго секретаря ЦК КП Узбекистана, а второй в 1976 году пришел ему на смену. Причем для Рашидова это была замена из разряда «шило на мыло». Ведь это он настоял на отзыве Ломоносова, на что Москва отреагировала своеобразно — прислала человека, который являлся единомышленником отозванного. И вот теперь Греков, в течение нескольких лет ждавший своего часа, пригодился Андропову в качестве человека, готового выступить против Рашидова.
— Я никогда не заблуждался относительно отношения Андропова ко мне, — продолжил разговор Рашидов. — Но особенно эти отношения испортились после того, как я однажды высказал свое негативное мнение относительно присутствия наших войск в Афганистане. Андропов, видимо, этого не забыл. Однако с недавних пор он и сам, наконец, осознал, что совершил тогда, в семьдесят девятом году, ошибку. А ведь если бы он посоветовался с нами, главами мусульманских республик, то этой ошибки можно было избежать. Но лично я, будучи кандидатом в члены Политбюро, узнал о решении ввести наши войска в Афганистан постфактум — мне прислали в Ташкент уже готовое решение узкого собрания членов Политбюро. Но это же абсурд — принимать столь эпохальное решение по мусульманской стране без совета с нами, мусульманами! Да и ученых-афганистов, насколько я знаю, Андропов не услышал. Как мне поведали недавно, единственный из советских ученых, с кем советовались, был заведующий отделом Института Востоковедения Ганковский, который после некоторых колебаний под давлением другого ученого — Ульяновского — поддержал решение о вводе войск. Так же опрометчиво в свое время поступили англичане и всем известно, чем это в итоге закончилось. Неужели история нас ничему не учит? — Просто в вас, Шараф-ака, говорит бывший учитель, — улыбнулся на эти слова Александр, имея в виду тот факт, что до войны Рашидов преподавал историю в одной из самаркандских школ. — А в нашем Политбюро историков отродясь не водилось — сплошь одни партработники, военные, на худой конец юристы. А людей, которые знают и понимают ислам, там тоже давно уже нет. Говорят, недавно Андропов попросил принести ему Коран в русском переводе. Прочитав в нем несколько страниц, он бросил эту затею, заявив, что ни черта не понимает, что там написано. Но началось-то это отнюдь не сегодня. К мнению мусульман в Политбюро перестали прислушиваться еще два десятка лет назад. Помните, вы мне когда-то рассказывали историю о том, как на двадцать втором съезде партии в шестьдесят первом году узбекская делегация выступила резко против выноса тела Сталина из Мавзолея, и что по этому поводу сказал Анастас Микоян. Если мне не изменяет память, дословно он сказал следующее: «Вы нам здесь свои мусульманские порядки не насаждайте!». Как будто у армян на этот счет существуют иные порядки. Просто Микоян с какого-то момента перестал ощущать в себе голос крови. Собственно, именно поэтому он и продержался в составе Политбюро больше всех — более тридцати лет. А вас по этой же причине более двадцати лет в это самое Политбюро не пускают. — И теперь, судя по всему, уже и не пустят, — произнеся это, Рашидов грустно улыбнулся. — Да и аллах с ним, с этим Политбюро! Я хочу понять, какие планы вынашивает Андропов, готовя мою отставку и чистки в нашей республике? У тебя есть какая-то информация на этот счет? — Судя по всему, здесь многое намешано — в том числе и личное, — после небольшой паузы ответил Александр. |
