|
Действительно — наркотики никак не сочетались с богобоязненностью, и хотя в шариате не было их прямого запрета, все понимали какой страшный вред причиняют наркотики умме. Молодые люди, попавшие в смертельную паутину — больше не боятся наказания Аллаха и не уважают родителей и старших, для них теперь есть один Бог — барыга, распространитель. Они думают, что их несчастные жизни в руках барыги, хотя они — в руках Аллаха, с гневом смотрящего на их неостановимое падение.
Именно так — майору удалось приобрести себе нескольких агентов на самой верхушке мафиозной иерархии, причем приобрести не потому что те убоялись закона, а потому что те убоялись Аллаха. Один из них и сообщил майору о том, что в Ош из Афганистана прибывает крупная партия героина, и она уйдет на Кавказ…
Партию героина проследили до Красноводска, где курьеры сели на паром до Баку. Их не только не арестовывали — их вели, готовясь при случае незаметно помочь избежать случайных проблем. Приказ из Москвы был недвусмысленным — брать только на конечной сделке, надо проследить всю цепочку поставки.
В Баку — удалось отследить встречу наркокурьеров с покупателем, тот взял два чемодана. Покупателя установили. Им оказался сотрудник торга, занимавшегося снабжением республики медпрепаратами. Ну в общем логично — тут тебе шприцы, тут же и героин…
На границе с Грузией наркокурьеров приняла группа полковника Гребенюка. Они должны были вести курьеров по всей территории Грузии, если товар дальше пошел бы на Кавказ — там их принимала еще одна группа. Гребенюк, начинавший в львовском угрозыске, был переведен в Киев, а оттуда — в Москву. Во Львове он навяз на зубах местным контрабандистам, не желая вникать в тонкости местных отношений и уважать "любых друзей". От него избавились, переведя в Киев, а оттуда в Москву. При всем при этом — Гребенюк был рад, что ушел. Он был хохлом, матерым, хохлом и по отцу и по матери — но что затхлая атмосферка приграничья, что гнилостная — Киева — достала его по самые гланды. Он был, как на Украине говорили "на позициях Богдана Хмельницкого", а тех, кто считал, что контрабандистов и барыг надо отпустить, если они свои, хохлы — он презирал. При этом — он прекрасно понимал эту обстановку, умел вычислять паучьи сети взаимных услуг и "уважух", понимал кому можно доверять, а кому — нет. Поэтому, его направили в Грузию, пока официально — с инспекцией. Присматриваться, смотреть кто в какую дуду дудит. Почему воры в законе живут не в колонии, а рядом в деревушке и ходят в колонию раз в день на построение. Сейчас ему была придана в усиление целая группа. У предыдущей — они приняли объект еще в Гяндже и сейчас шли двумя машинами по дороге, пролегающей параллельно Куре. — Не надо поэзии, лейтенант — мрачно сказал Гребенюк — лучше за дорогой следи. А на дороге и за ней и впрямь было что посмотреть… горы, покрытые зеленью, старые, сохранившиеся тут храмы, маленькие базарчики на каждом шагу. Выйти, вдохнуть полной грудью, закричать — э-ге-гей! Но нет. Некоторые предпочитают, сидя на грязной замызганной кушетке торопливо перетягивать себе руку, чтобы воткнуть иглу и запустить по вене отраву, уйдя в мир обмана и пустоты. В котором все что есть — не больше чем миражи… — Так… пост справа. Останавливаются — Проезжай — Гребенюк взял рацию, настроенную не на милицейскую волну — Кузьма как слышишь? — Здесь. — Птичка садится на ветку — Понял. — Будь готов. Только не засветись. — Есть.
— За поворотом тормози и на разворот. |
