Фыркнув, рогом поддеваю колдовскую веревку. По ней пробегает хоровод искр, и она медленно опадает, повиснув на крыльях.

    Застонав, ангел прикасается к цепям, все еще удерживающим ноги, и те рассыпаются горсткой ржавчины.

    – Я пошел.- Сделав ручкой, черт незаметно исчезает.

    В этот момент Сатана ударяет кулаками в пол. Воздух стонет, хрустальные полы покрываются густой сеткой трещин. Сеяние крестика тускнеет, и адские орды бросаются на нас.

    – Стойте! – Ангел-истребитель повелительно поднимает руку.

    «Да что ты с ними разговариваешь?» – хочется крикнуть мне. Но единороги не говорят на человеческом языке. Они по-своему мычат.

    Демоны замирают.

    – Господи! – воззвал Эй.

    Затряслись стены, заходили ходуном полы, сунувшаяся было в двери гаргулья поспешно замерла. Скульптурным изваянием самой себя.

    Лишь Сатана, в своей безумной ярости лишенный страха, превратился в трехглавого ужасного зверя. Одна голова – бычья, с огромными рогами и слепыми глазницами; вторая – змеиная, с источающими кипящий яд зубами и третьим глазом во лбу; третья – человеческая, с сифилитическим провалом на месте носа и вертикальным разрезом оранжевых глаз.

    – Смерть! – в три пасти ревет Владыка ада, разбрасывая демонов в стороны.

    Противостоять ему в его собственном дворце невозможно, поэтому, выпрыгнув из клетки, расшвыриваю минотавров и впрягаюсь в одну из опустевших лямок.

    – Смерть!

    Ледяные иглы впиваются в круп.

    Заржав, изо всех сил тяну лямку, срывая с места воз. Скользят по мрамору копыта, дрожат от чрезмерной нагрузки мышцы. За спиной мечутся молнии, взрываясь и заполняя воздух запахом озона, таким сладким после разъедающей носоглотку серной вони. Хлестко бьют порывы ледяного ветра. Пылают портьеры, занявшиеся от упавших свечей.

    – Смерть! – Беснующийся Сатана взмахнул когтистой лапой.

    Задетая клетка наклоняется, грозя перевернуться, но я рывком возвращаю ей устойчивость. Еще рывок.

    Со скрипом раздавив окаменевшую гаргулью, начинают закрываться створки ворот. Видимо, стражники сообразили, что главное – не дать нам вырваться за пределы Пандемониума.

    Еще рывок. Отбросив в яростное пламя огненной геенны вставшего на пути многорукого великана, несолидно заверещавшего фальцетом, тяну за собой телегу. Торчащие во все стороны прутья со скрежетом вспарывают золотое покрытие ворот, выворачивая драгоценные камни невиданной чистоты и размера. Те с грациозностью обычных булыжников хрустят под цельнодеревян-ными колесами, обитыми по ободу стальной полосой.

    Рывок, но сходящиеся ворота намертво заклинили клетку, зажав с боков.

    Отчаянно реву, с тоской взирая на неторопливо ползущий вверх подъемный мост. Покрывающий его поверхность хрусталь горит в отблесках вечного огня.

    Под ударом Сатаны телега трещит и рассыпается на части. В его когтях остается покореженный верх.

    От неожиданно возникшей слабины падаю на колени, лишившаяся задней колесной пары телега поддает мне под зад, и мы вылетаем из ворот, словно пробка из бутылки шампанского, которую ударили в дно ладонью.

    – А-а-а…

    Последнего удара о мостовую телега не пережила – распалась на готовые к растопке дрова.